О подростковом бунте пополам с кризисом среднего возраста и просто о запутавшейся малкавианской девочке, которую все задолбали. Но мы, так уж и быть, повоюем ещё. Привет, Молох, привет, Малкав, привет, Залан. Спасибо.
Дождливая погода и Гессе возводят меланхолическое настроение в странный абсолют. Зато вчера зацвела вишня, я видела. А потом мы до трех утра говорили о людях, которые уходят, о том, как быть этими людьми, которые уходят и ещё о чем-то важном. Друг жалуется, что в последние две недели «очень много думает», но не может ответить на вопрос «о чём?». Я знаю, о чем я думаю. Удивительно много — о книгах. О Василисе, нет, не могу перестать. Ещё о Восстании. О том, как оставаться искренней даже в ситуациях, где искренность — это совсем не то, чего от меня хотят. О том, что нужно найти карманное зеркальце, раз уж я купила себе помаду. Как взрослая девочка, пошла и купила себе самую ярко-красную помаду, которую нашла. Учусь ей пользоваться, как будто мне шестнадцать. Я пропустила, видимо, всё-таки какой-то важный этап развития девочек, потому что очень многого не умею, и вообще мне как-то стыдно делать «девичьи» вещи. Думаю о том, куда бы выехать поездить верхом, посмотреть, что там помнит тело из того, чему мы его учили. О том, что ужасно жаль, что в интернете не существует гифки с Освальдом Кобблпотом, который показывает справку о том, что он «sane», по крайней мере, я её не нашла. Зато есть вот такая.Зато есть вот такая: Можно ли думать больше или меньше? А он много думает и мало ест, понимаете. И мы допили мой чертовски вкусный виски, как жить дальше? Зато вишня цветет даже в эту дурную погоду. А в рабочих папках с картинками, в которых понамешано счастливых семей, переобработанных идеальных девочек и отдельных красивых губ/глаз/ногтей мне вдруг встретился мужик с факелом в зимнем лесу. Он, конечно, фэбьюлос, почти как Трандуил в «Хоббите», но это всё ещё Мужик. В лесу. С факелом. Я думаю поставить его на обои рабочего стола, потому что он не устает меня веселить. Upd: Поставила. Мужик свою функцию выполняет: торчит посреди зимнего леса с факелом и выражением лица «Ять, где я?»
Извините, это не самый вычитанный отчет на свете, потому что, как это бывает со мной, я не могу больше видеть такой объем текста, перечитанный и исправленный в процессе написания уже как минимум десять раз. Возможно, я прилижу его потом, а пока просто очень хотелось рассказать.
Предыстория, которая очень мне дорога.Всё началось с того, кажется, что во второй день новой работы у моего стола образовалась Дегред, и через десять минут я уже согласилась ехать на игру, о которой до этого слышала только мельком. Этой отчаянной женщиной были проигнорированы все мои жалкие попытки напомнить, что я знаю об эпохе примерно ничего, не играю кроссполл и вообще мне нечего надеть. Потом мне написала Марта с благодарностью, что кто-то берет в добрые руки оставленного персонажа, и обещанием, что она поищет мне подтяжки, которые в итоге не пригодились. Потом пришла Мориэль и сказала, что вообще-то у меня есть адъютант, и нам надо об этом поговорить. И мы ка-а-ак поговорили! Я смутно помню, что писала о Планкетте в заявке вечером в... четверг? В четверг перед игрой. Что он (так уж вышло, тогда же я осмысляла мифологический пласт) ветвь рябины — гнется, но не ломается. И ставила себе такие гейсы, что приходилось осознавать — мой персонаж едет выигрывать ролевую игру на проигрыш. Я объясняла: никто так не верит в успех, как верит в него Джо. В народ, в Ирландию. Не в мистически-персонифицированную Ирландию, а просто в совокупность земли, людей и истории, как верил бы в личность. Он никогда не сбежит. Он десять раз подумает, прежде чем сказать, но, сказав, уже не отступится от своих слов. Он считает, что с каждым можно поговорить. Он идеолог гораздо более убедительный, чем военный: штабная крыса, пускай и неплохой стратег. Поэт ещё. Но это всё знают. О нём нет фильмов и мемуаров, что во многом сыграло мне на руку, потому что обычно «каноничные» или реально существовавшие персонажи давят на меня, заставляя не играть, а отыгрывать. Но Планкетт стал живым и понятным до смешного просто. Когда я доехала до Черемушек, мне, кажется, дали чего-то выпить, посмеялись, что приехала в платье. А потом Марта поговорила со мной о Грейс, и Грейс за полчаса до игры успела стать больше, чем ещё одной легендой, стать понятной мне женщиной из тех, к которым возвращаются с войны «со щитом или на щите», и которую Джо никак не мог подвести. Это грело меня, когда мастера гасили везде свет, чтобы устроить парад, и всё, что я успела после этого: за полминуты до начала донести до лампы и рассмотреть выпавший мне аркан — Смерть.
...А потом начался конец Пасхального Восстания.
Для меня это была игра про то, что человек почти лишен возможности делать то, что он обычно делает лучше всего – убедительно говорить. Ты хрипишь, сипишь, иногда непроизвольно выдаешь пару фраз в почти полный голос – и теряешь его опять. Тебя не слышат, следовательно, не замечают. И на военном совете над картой, где люди, вышедшие из настоящих боевых действий, периодически принимаются перекрикивать друг друга, Пирс слегка виновато признается, что не слышит тебя – и слушает других. Ты думаешь, что важнее всего использовать все свои скромные ресурсы совместно, чтобы их становилось больше. И использовать, чтобы получить ещё ресурсов. И тогда хотя бы попытаться пресечь поступление английских подкреплений. Тогда появится шанс занять город. И тогда, пожалуй, наконец, к ним присоединятся все те, кто не вышел с самого начала. Но ты совсем не чувствуешь себя командующим дублинскими силами Ирландских Волонтеров, когда можешь только хрипеть, твой план уже провалился, а прочие приходят из пекла уличных боев. Но ты не сдаешься. Делаешь, что можешь, понемногу: отправляешь людей за город взрывать рельсы, стоишь на штурме Тринити, торчишь над картой любую свободную минуту, если там не кричат… Ты не чувствуешь отчаянья, когда тебе говорят, что вокруг смыкается кольцо, и ты видишь это кольцо. Не только лишенный голоса, но и отчасти слепой… Речи об отступлении и, тем более, о том, какой высший смысл несет в себе идея сдаться, вызывают в тебе только желание ударить того, кто опять говорит об этом. А ведь Джо не так уж часто до этого хотелось кого-нибудь ударить… Может, это мудрость военного дела. Может это идея самой Ирландии. Но всё его существо противится этому.
Я хорошо помню «их Ирландию» – сумасшедшую девушку с корзиной белых цветов. Джо не очень интересовался тем, кто и зачем привел её в Почтамт. Очевидно, что для неё небезопасно оставаться «снаружи», он бы и сам мог привести её, если бы был снаружи и встретил. Главное, пусть не заходит в зал, где Совет и Карта. Да, она говорит о Джо, как о женщине – пусть. У него никогда не было проблем с восприятием себя. Да, он болезненный и слабый, у него даже нет при себе оружия, но… Что взять с блаженной? Не вникал Джо и в то, кого она ищет. Просто старался не тратить на это времени, у него не было лишнего времени. Я помню, как, сидя на крыше, доказывал, что у девушки помешательство на ирландских легендах и, может, она просто так переживает потрясение, может, она перестанет, но не сегодня, а пока просто не обращайте внимания, не давайте себя смущать. Я помню, как недоумевал, почему некоторые всё же обращали. А потом отвечал сам себе – может, они считают, что ей нужна забота и участие, простому человеку, одной из тех, за кого они воют. Может, они стараются отвлечься. Или понять. По нему самому очень больно ударили слова «она ждет» или «они ждут». Что бы она не имела в виду, это напомнило Джо о важном. Я помню, как впервые за ночь повысил голос, когда на него упало осознание: «Вы хотите сказать, что считаете её персонификацией самой Ирландии?!» и графиня устыдила Джо, что он мешает девушке спать. Он действительно зря это сделал: ему больно и он смущен, но девушка не просыпается, а графиня?.. Нет, сумасшествие не заразно, как и туберкулез. Это просто, видимо, высшая степень отчаянья сделала из умного человека фанатика. И она, наверняка, не одна такая. Это простой выход – взвалить высший смысл на хрупкие плечи безумной. Констанс дала слабину, и это грустно, но это можно понять. Единственный вопрос – исходя из чего она будет принимать решения теперь?.. Я помню, как Джо пришел говорить к «Ирландии» сам, будучи в бешенстве. Он не верил в неё, но всё равно вопрошал у больной женщины злым шипящим шепотом так, как если бы она была той, за кого её приняли: «Зачем тебе так нужен король? Смотри, твой народ сражается за тебя! Почему твоего народа тебе недостаточно?!». Убедительного ответа он не услышал. Это тоже был момент слабины, это тоже было отчаянье. Я помню, как дальше его захлестывало холодное бешенство каждый раз, когда он видел её, её розы и тех, кто ласково говорил ей «Мы всё сделаем ради тебя, не переживай». Джо казалось, что это он начинал сходить с ума, потому что её усмешка была насколько самодовольной, что он не мог не подозревать диверсию. Что вождям революции дурят головы – одному за другим – осмысленно, пользуясь их нежной привязанностью к корням. Пользуясь тем, что они хотели бы поверить… Я помню, когда покинувшие Почтамт нашли укрытие, первое, что Планкетт написал, капая кровью на бумагу: «Это была НЕ ИРЛАНДИЯ». И ни один из ушедших не возразил, и только тогда он почувствовал себя в безопасности. Ачивмент: видел метопласт, играл в метопласт, не верил в метопласт! Спасибо, это было отлично.
Я хорошо помню Майка Коллинза: друга, советника, помощника, который успевал быть там, где не успевал быть сам Планкетт, чтобы сделать именно то, что должно быть сделано. В общем-то, им был необходим прожиточный минимум слов, чтобы договориться, потому что на ситуацию они смотрели одинаково: надо что-то делать. Джо видел, что это «надо» жгло Мика гораздо больнее, чем его самого, и не стал бы удерживать друга даже от штурма «Хельги», если тот удалось бы успеть начать. Но, видя простое нетерпение, он тихо напоминал Мику, что ему всё-таки нужен его адъютант, и тот говорил: «А вот это аргумент». Отличная команда из двух очень разных людей, искренне готовых полечь за одну идею, бесценный объект беспредельного доверия в горящем почтамте, сходящем с ума. Я помню, как брал из рук Мика чашку с кофе раз за разом, хотя Джо не просил кофе и, вполне возможно, это вообще был кофе Мика, но это было нормально – брать его, если надо. Я помню, как они перехватывали друг у друга недописанные бумаги с приказами, потому что так было быстрее: Мик пишет основу и отмечает точку на карте, пока Джо договаривается о взрывчатке и подписи полковника Пирса. Как Джо в пожаре повязывал на Мика свои бинты, чтобы тот дышал через них в дыму. Мик заставлял Планкетта чувствовать себя на войне, как никто другой, и, вместе с этим, на войне с Миком было спокойно. Я помню, как было страшно и стыдно, когда Коллинзу прострелили плечо: Джо понимал, что рана пустяковая, но – настоящая рана на ком-то важном. И я помню, какие у Мика стали глаза в самом конце, когда Джо начал закашливаться кровью. Это забавно было понимать: что каждому из них привычна кровь, но совсем по-разному. Я помню, как отвел Мика в темный угол и просил пристрелить меня, если решат, что все лидеры Восстания должны будут добровольно сдаться. Потому что сдаваться Джо не собирался, а это могло испортить общую картину и... он не знал, что тогда будет. Он не знал, что велит им делать сумасшедшая с розами, говорящая об удобрении земли кровью, и кто уже беспрекословно слушает её. Он готовился к худшему. Джо не хотел ни английских пуль, ни бывших товарищей. Он был испуган до решительного отчаянья и хотел бы умереть от руки друга. Друг, впрочем, не оценил его порыва, и Джо отлично его понял – это всё-таки было неоднозначное предложение, тяжелое даже для Мика, который спал бы в обнимку с пулеметом, будь у него пулемет – и был готов искать другой способ. Но не пришлось, и к концу игры Джо остался даже благодарен за отказ, так и не узнав, что адъютанту «просто было жаль для него пули». Помню, как Мик начал шутливо называть Джозефа «леди» с легкой руки блаженной, решившей, что Планкетт – вздорная женщина. И это вызывало улыбку. Вообще то, что Мик находил в себе силы шутить... Я помню, как был готов идти с ним штурмовать «Хельгу» в последнем порыве веры, что не поздно что-то изменить, но не нашел рабочего стрелкового оружия и взял нож. Смешной Планкетт – дурак и слабак – хвастающийся под британскими пулями, что дал по лицу де Валере. В бою. С ножом. Конечно, после отступления с Почтамта, дыма и бега, он не пошел ни на какие подвиги и штурмы, а сложился с кровавым кашлем. И Мик, нетерпеливый, эксцентричный, жадный до действий Мик остался с ним, читая его записки на окровавленном клочке бумаги и планируя по просьбе Джо, как отступать вместе с МакДонахом. «Я хочу жениться на Грейс перед тем, как умру» – «Конечно, женишься!». Джо даже не стал писать там же «Спасибо». Прожиточный минимум слов, как мы помним.
Я помню Маргарет Скиннайдер, такую легкую и отчаянную, когда она поддерживала «дурацкую» идею Джо взрывать пути и такую же идею Мика идти на штурм «Хельги». Причем она так вежливо спрашивала разрешения, даже после того, как Джо обозначил, что операция, мягко говоря, не санкционирована, и лучше о ней не распространяться. Я помню, как позволил ей гладить себя по голове, когда происходящее за столом командования взбесило меня окончательно, и как Джо, отступая с Почтамта, держась за её спиной, смотрел, как она стреляет… Та «женщина на войне», которая вызывала у Планкетта бесконечное уважение, но не могла избавить его от какой-то внутренней боли, что таким, как она, приходится сражаться, причем с той почти веселой легкостью, с которой Маргарет, кажется, делала всё. Джо понимал, что это справедливо – дать каждому вложиться. Джо видел, что помощь этих женщин бесценна. Но принять до конца всё равно не мог. Маргарет была воплощенные его восхищение и боль. Здесь опять благодарность за игру, вопреки отсутствию связки, попавшую в весьма неочевидную, но важную часть персонажа. Джо и женщины, которые не Грейс.
Я помню графиню. Её ледяной взгляд, когда она соглашалась отпустить своих людей на подрыв путей. Её крепкую руку, которую она протянула Джо после того, как призналась, что всегда считала его слабаком и трусом. Приятная честность, предшествующая предложению пойти и поговорить с той блаженной, которую считают воплощением их страны. Джо не стал рассказывать графине, что тоже не был в восторге от неё, порыв внезапной искренности недостаточно его задел. К тому же, ему было горько осознавать, в каком изможденном, должно быть, состоянии пребывает сознание Констанс. Он не верил ей. Но рука, протянутая в темноте, была теплой, а рукопожатие твердым.
Я помню английского пленного, Даниэла?.. с которым приходил говорить. Просто говорить – Джо не умел вести допросы. Ты просто приходишь и садишься рядом со связанным много часов к ряду человеком, который, возможно, боится за свою жизнь, и ты хочешь, чтобы он выдал тебе всё, что знает, всё, что может быть полезно, чтобы его соотечественники проиграли. Как можно подать это, кроме как честно? Джо просто пытался узнать, что за человек перед ним сидит, и сам говорил: об Ирландии, о невесте, о том, как ждут конца боевых действий. Даже шутил иногда. Не то что бы выведал что-то, чего не знали до него, но для дальнейшего планирования диверсии им с Миком хватило. И – немного узнал человека, да. Настоящего или придуманного, чтобы не сломаться в плену у «злобных ирландцев», но обычного, живого человека, с историей, человека, которого где-то ждет семья… Джо искренне надеялся, что эта бойня закончится удачно для них обоих, пускай они и по разные стороны баррикад. Удачно — как можно быстрей и с наименьшими потерями. Но очевидно, кто должен победить, правда? Я помню выражение лица Мика, когда Джо сказал ему, что просто говорил с пленным. Правда. Просто. Говорил. И это бесценно.
Я помню Эамона де Валеру, который просил, если это поможет, залезть на стол и умолять Пирса отказаться от идеи штурма замка, а потом принес на Совет розу из корзины «его Ирландии» и стал делать предложение, за которое ему могли выстрелить прямо в лицо. Планкетт не собирался и не мог в него стрелять, у него не было пистолета. Но он видел, как дважды пытался целиться Малин. А потом просто не выдержал и, хрипя, что не собирается дослушивать эту ересь до конца, выполз на крышу. Я помню, как всё в Джозефе кипело от бешенства – подавать легчайший и позорный путь как единственно-правильный. Очень удобно! Связать восприятие узлом и не сражаться больше, просто решив, что так будет лучше. При таком положении на карте, при слабеющем командовании… к нему прислушаются. Это слишком соблазнительно для них, усталых и изможденных. Поверить в Ирландию, ходящую среди них. Поверить в то, что опускаешь оружие ради высшей цели, а не дрожи в руках. «Он ведь раньше не был таким!» – изумлялись Мик и Малин. А ещё эта роза у него в руках… Джо не мог объяснять, как бесило его это, гораздо больше, чем если бы де Валера сказал: «я устал, всё». Помню, как после этого начал то и дело слышать фразы «…когда мы сдадимся», уже не «если», и именно тогда пошел просить Мика пристрелить его, если что. Но вместо этого случился пожар и вынужденное отступление, но перед этим… Я помню, как перед этим де Валера подошел проститься. Сначала с Миком, убеждая, что однажды тот поймет его, но в глазах Мика была только растерянность, и Джо очень хотел подойти и попросить де Валеру не задерживать его адъютанта с разведкой, но молчал. Молчал, когда де Валера говорил, что его собственное оружие – слова, и тем самым будто окончательно обезоружил полунемого сейчас Планкетта. Молчал, когда де Валера оставил, наконец, Мика и пришел к самому Джо, желать всего доброго и прощаться насовсем. Молчал, но закашлялся, и вот тогда де Валера положил ему руку на плечо, и промолчать не удалось. «После всего, что вы сделали сегодня, я могу только ударить вас по лицу», признался Джо, получил разрешение, ударил и ушел, надеясь, что никогда больше не увидит этого человека.
Я помню Пирсов – Патрика и Уилльяма, таких внимательных, тихих и спокойных, но от этого не менее решительных. Очень похожих друг на друга каким-то внутренним стержнем, который позволял им оставаться собой. На вопрос, что он думает о сухом законе, Планкетт с середины игры отвечал фразой из загруза: «я во всем поддерживаю Патрика Пирса, хотя местами его воззрения излишне радикальные» и пил. И не верил, что для кого-то из них цель Восстания была — красиво умереть. Даже если они решили сдаться в итоге, когда пришел проклятый де Валера... Не с самого начала, нет, не они.
Я помню Томаса МакДонаха, просто друга и отличного военного, не один раз пытавшегося вернуться к своим людям на поле боя, чем вызывал восхищение Джо.
Я помню Джона МакБрайда, который подкупал своей искренностью, но невероятно раздражал «военной мудростью», которую транслировал вокруг себя, как будто заело граммпластинку.
Я помню Майкла О'Ханрахана, который наиболее показательно не признал в Джо командующего дублинскими силами Ирландских Волонтеров. Действительно, что это за человечек в очках здесь бегает? И как со вздохом пришлось сообщить ему об этом, выслушав отличный план диверсии на «Хельгу» и последовавшее за ним «если у вас вдруг есть связи в высоком командовании…». Я помню, как он встал и отдал мне честь после этого, кажется, смутившись, возможно, даже больше, чем сам Планкетт.
Я помню Майкла Маллина почти в конце, на крыше, когда он вскочил в полный рост, чтобы вернуться в комнату Совета и сообщить де Валере, что тот – предатель. И каким счастливым он вернулся при всей безысходности ситуации.
Я помню безымянного бойца с многократными пулевыми, который умер практически на руках у Джо с вестью, что на вокзал прибыли три тысячи британских военных. О, вот кого действительно нельзя забыть.
И я помню, как в самом конце мне удалось отыграть адовый приступ туберкулеза и залить всё кровью! Джо сидел в кресле под опиумом и вспоминал о Грейс. Как о прекрасной Дейрдре. Потому что мифологический пласт. Как о свете, освобождении. О возможности увидеть её ещё раз, как о своем катарсисе. Он выстрадал этот шанс. Ещё неозвученное предложение, на которое он знает ответ, записано карандашом на бумаге, заляпанной его кровью. Он едва дышит и будет дышать так, пока не возьмет её в жены. А потом умрет.
Это была игра про сложные переплетения судьбы и случайности, человека и родины, смеха и страха. Отчаянье здесь давало новые силы, а в кармане жилета всю дорогу лежала карта со скелетом на лошади: новое начало через смерть чего-то старого. Планкетт не пожалел бы, поняв, что оказался этим «старым», но мой Джо не видит смысла в поражении, только само поражение — и смерть. Но до этого он увидит улыбку Грейс, смеющегося Мика, может, даже ленточку на шляпе Маргаретт. Всё это он увидит снова, закрыв глаза, стоя у той самой стены. Никаких королей и белых роз, только, может, до боли знакомый флаг... Это была игра про то, что умирать — не страшно, страшно умирать не так. О преступленном и одновременно не гейсе «никогда не сбегать». О разном понимании таких неоднозначных вещей, как свобода и долг, и об Ирландии — нашей. На целую неделю.
Спасибо мастерам за гармоничную историю, где нашлось место каждому, за то, в какой атмосфере мы прожили эти часы и за то, что лично Джо искренне прожил их, и не стыдился бы посчитать последними. Я теряюсь в словах, я не он. Это было сильно, и, пожалуйста, поверьте мне сейчас. Особенное спасибо, конечно, одной лисе, без которой это был бы не мой Планкетт. Спасибо прекрасному игротеху, успевшему умереть такое множество раз! <З И всем, кто, разумеется, тоже спасибо! Особенно Мориэль и Марте, потому что без разговоров с вами, кажется, я бы не справилась. Судя по всему, у нас есть шанс встретиться в этой Ирландии снова. Только я буду уже не тот.
Приходящая весна заставляет меня хотеть покупать вещи. Хочу несколько длинных красивых платьев, не сарафанов, а именно платьев, закрытых, но легких. Идея про платья сами по себе нравится мне больше, чем идея про меня в платьях, но. Пару ярких дурацких футболок: про Серых Стражей, скуму и Undertale, например. Книгу из какой-нибудь серии «популярные авторы в мягких обложках за смешную цену», чтобы читать в пути от точки А в точку Б. Даже список себе составила: что бы прочитать, перечитать и с какими писателями познакомиться ближе. Всё ещё программа «надо срочно становиться лучше». Совсем отлично получится, если я вспомню особенности всяких интересных литературных течений и смогу говорить о них не как на экзамене во ВГИКе, а просто потому что я их люблю. И придумаю, как бы начать взаимодействовать с наукой-генетикой. И гитара всё ещё.
Вот, люди, которые время от времени имеют шансы встречаться со мной и гитарой одновременно! Вам, случайно, не хотелось бы, чтобы я научилась играть что-нибудь конкретное? А то я как-то бессмысленно блуждаю в трех соснах: могу ли я, хочу ли я, магнолия…
Во вторник провела 5 часов в четвертой клинической городской больнице. Хочется теперь бегать по потолку и советовать всем никогда не ходить в больницы по доброй воле. И дело даже не в очередях или в том, что тебя прямо на входе встречает жизнерадостная вывеска «отделение гнойной хирургии». Дело в том, что там все орут. Правда, почти все. Пациенты, врачи, санитары… Сначала от боли, потом от злости, потом просто чтобы тебя услышали, пока орут другие. Только одна женщина слегка за пятьдесят вдумчиво и тихо поговорила со мной о сроках и смысле человеческой жизни. Было как в артхаусном кино. А на самом деле надо наоборот слезть с потолка и пойти к неврологу. Нестыковочка. Но хотя бы в поликлинику, а не в больничку. И вот решить ещё, не хочу ли я действительно купить какой-нибудь подарок на день рождения очаровательному травматологу, который помог мне продраться сквозь этот ад. И как-то выразить бездну обожания и благодарности заботливому Гло, который был со мной первые два часа <З
Покупать книгу (книги?) пойду сегодня на обеде. А потом, потому что сегодня уже пятница, будут выходные и Джозеф Планкетт, который всё живее: от вчерашней речи о том, что вешалка сломалась, потому что устала, что кто-то другой распоряжается её судьбой и хватитэтотерпеть, до настигающего меня сегодня то и дело отчаянного кашля. И снова мне страшно, а ему совершенно нет. И где-то там песня как раз про то, что нужно:
Пока лучшее, что есть в моей работе кроме того, какой отдел маркетинга сам по себе ламповый — никто не пытается запретить мне работать под музыку. За последнюю неделю послушала столько нового, сколько до этого, наверное, полгода не. Поняла прелесть подхода «просто идти по исполнителям», поэтому всю пятницу меня вытягивали из состояния «похороните меня за плинтусом» Diary of Dreams, когда было тяжелее, и First Aid Kit, когда было легче. Про последних заодно узнала заодно, что это название значит «аптечка первой помощи». Вот уж действительно. По этому поводу найдена идеальная песня про моё «сейчас». По крайней мере до второго куплета.
Take me some place where there's music and there's laughter.
На неделе было очень много Василисы. В среду я слушала про гангрела Виски и как Этан может наезжать на Малкава: «была же нормальная полигамная девочка, что это за собственничество?!» Подумали о шабашьей вечеринке в Нью-Йорке перед началом конца. Подумаем об этой ещё раз, когда у всех устаканится это чертово время перемен. Очень хочется просто шабаша, просто Василисы и просто танцевать. В четверг как раз танцевала, потому что Паскудный брал меня на слабо, а потом сидела у него на коленях и обзывала старым маразматиком. Узнала, что рюмка абсента идеально полирует три бутылки сидра. Люблю эти связи всё-таки непередаваемо нежно. И от игры-то меня отпустило, а от персонажа совершенно не. Кесс вот говорит, что у меня даже голос и интонации меняются, как только я начинаю играть её между делом. Ещё вот мы с ней нашли идеальный слишком сладкий виски, чтобы пить его чистым, и привезли от кота два платья, которые коту слишком коротки. Отлично и познавательно живем.
Поняла проблему трех моих последних игр: истории персонажей не заканчиваются. Нет логической точки, всё слишком висит в воздухе, про всё хочется выяснять и придумывать детальнее, что же дальше.что же дальше. Что у Василисы с Малкавом? Что с Каролиной, Артуром, трезубцем, сделкой? Что с Лишей? Получить такое предательство с точки зрения персонажа внутри игры мне пришлось впервые. Очень больно и вкусно, но мне не дали покончить с собой — здесь ещё раз спасибо Элладану за доигровку с Риком, она сделала мне всё — а дальше-то что? Собственно, я впервые задумалась об этой тенденции, когда Лис в метро по пути домой сказал мне, что линия Лиши в итоге какая-то незавершенная. И предложил, чтобы Маркус забрал её в лес. Буду думать об этом. После всего пережитого забрать Лишу в лес — тот самый «хороший конец», который я не могла придумать для неё перед стартом. Даже если её там убьют в считанные часы. Дело не в том, чтобы жить долго и счастливо, а в том, что, если она примет такое решение, то почувствует освобождение от всего этого дурдома и «Дома Дна». Этого должно быть достаточно, ей больше не надо будет выигрывать в игре, в которой выиграть нельзя. Но хочу как-нибудь взять и сыграть историю «от старта до финиша», как было с Лаин, например. Мы потом, конечно, допиливали напильником глобальные планы того, как мир прогнется под нас, но это был приятный бонус. Для меня, по моим ощущениям, всё было очень понятно дальше. Всё закончилось.
На обеде трепались с Гло о сложных щщах. Забавно, кажется, я сейчас совсем счастливая благостная девочка. То есть, люди мудаки, но «keep on keeping on», и всё спокойно. При этом до забавного часто говорю о вещах, которые «заставляют меня чувствовать себя живой». Как будто живой нельзя просто... быть?
Мне нравится обживать пространства. Вчера мне показали пустой стол, за которым я буду работать. Сегодня я притащила туда записную книжку с котиками, на обеде купила гору очаровательной канцелярской дребедени и хочу ещё. А ещё свою кружку, свой чай, своё сладкое к чаю... В общем, начинаю осторожно пытаться свить на работе гнездо. Уже найдено идеальное место, чтобы уходить курить — на почтительном, но не нарочитом расстоянии от работы, где то и дело ошивается деловитая полосатая кошка. Видимо, приходит из тату-салона. Два дня — долгие. Я понимаю, что темп сейчас и близко не рабочий. Но, кажется, что бы меня ни ждало, это несоизмеримо легче, чем игрушечный город, набитый детьми. Надо только взять в руки учебник по русскому и повторить пунктуацию, а то моя интуитивная оставляет желать лучшего. И купить синенькую укулеле, чтобы играть на ней грустные песни, когда происходит что-то непонятное.
В общем, объявляется начало прекрасной новой эпохи — Той продает косметику. Можно смеяться.
А ещё, конечно, «месяц без ролевых игр», говорила она... А потом пришла такая Дегред и, кажется, я еду на «Easter Rising». Смотрела на эту игру рыбьим глазом полгода, а теперь я играю на ней, серьезно, как так вышло? Не помню, не понимаю. Мама, кажется, я наркоман. Где бы приличному смертнику сообразить себе подтяжки?
Но планы про кино, людей и гитару остаются в силе. Я вижу, как набухают почки на деревьях, пусть и в фонарном свете, я целовала их после первого дождя. Межсезонье год за годом — страшное время, но безопасности не существует, Неблагой Двор рассказал нам об этом. Change is good. Главное — не пропустить это ощущение новой жизни, нового шанса... И никуда не спешить. Я не знаю, о чем я, если честно.
День Космонавтики на Яндексе чертовски увлекательный. Не пропустили?
Пятиминутка внезапной бытовухи с лирическим заходом.
Я достаточно рано начала жить сама по себе, и буквально каждый год различные нерешительные сверстники интересовались: не тяжело ли это? не страшно? И я каждый раз честно отвечала, что свобода распоряжаться своим временем, пространством и деньгами стоит сил, которые ты тратишь на то, чтобы самому поддерживать комфортным своё существование. В общем-то, даже процесс траты этих сил нравился мне. И вот я готова едва ли не душу продать, чтобы пришел кто-нибудь и помыл за меня посуду. Это ни в коем случае не запрос, потому что я сгорю от стыда... Но я, кажется, поняла, почему это может казаться тяжелым и беспокоить. Страшно не делать вещи. Страшно, что никто, кроме тебя, их не сделает.
Люблю Москву. Особенно остро люблю Москву после прогулки от Кропоткинской до Чистых по ещё холодному воздуху под уже теплым солнцем. В городе столько ярких домов, а на Красной Площади всё время фотографируется кто-то, кто не подозревает даже, насколько это неинтересное место среди прочих волшебных. Скоро зазеленеют деревья, и тогда, тогда... Мне даже не нужны плеер с наушниками во время таких прогулок: чтобы быть частью города не требуется музыкальное сопровождение. Надо делать так чаще. Надо обойти весь центр хотя бы. Не новая точка в «Знание улиц», конечно, но. Это придает мне сил. Весна придает мне сил. Кажется, другие люди гуляют так на природе, но я маленькое урбанистическое создание.
Ещё никому не нужны волосы, поэтому меня постригли под Руту Лавеллан. Случайно, но узнаваемо. Пытаюсь вспомнить, была ли у меня когда-нибудь более настолько же «сложная» стрижка и, кажется, нет: всю сознательную жизнь я качую из состояния «под мальчика» в «обросшее каре». В общем, пора было признать, что я не человек, чтобы растить волосы. Я человек, которому идут короткие стрижки и длинные серьги. Нужно купить пару новых серег. И помаду. Я сама себе удивляюсь, но я хочу новую помаду. Поговорили с парикмахером про то, что, оказывается, цветы пионы становятся популярными, как киты, про которых все резко поняли, что это их животное. Я рассказала ей зачем-то, что моё животное точно еж. А потом мы обсудили, что маяки красивые. Очень приятная смешливая девушка, специализирующаяся по тому, чтобы делать людей короткошерстными. Возможно, хочу ходить к ней всегда. Редко когда удается так легко говорить с незнакомым человеком. Потом, впрочем, я так забегалась с подготовкой к Волкам, что упустила все удивленные взгляды. То есть, знакомый человек смотрит на меня пристально, а я думаю: почему? я говорю чепуху? у меня вся спина белая? что происходит?..
После Волков у меня, получается, будет месяц без ролевых игр. Страшно и здорово. Будет время смотреть кино, показывать людям кино, снова достать из пыльного угла гитару... Такой период, очень хочется становиться лучше, расширять горизонты, нарабатывать навыки. Недостаточно хороша и переживаю. Гулять, ловить весну, говорить и слушать. Будет время адаптироваться к работе, которую я, кажется, наконец-то нашла. Ну и написать мастерам всяких летних игр, что я хочу к ним, тоже будет время. Пусть это чертово колесо не останавливается, спасибо.
Есть другие хорошие и плохие новости, «но кто пишет книги весной»? Поэтому я пойду завтракать шоколадными пряниками с молоком в шесть вечера, а вам оставлю две фразы, которыми должен был начинаться мой отчет с Альмейи. Весенняя уборка в черновиках: положила под кат квенты двух моих самых травматичных девочек, удалила ворох несказанного, и этому незачем висеть там, а пропадать — жаль. «Исмери — девочка, сделанная из любви к отцу и тоски по матери, из стремления к правде и мечты о свободе, изо льда и немного из сумасшествия. Девочка-Кай и девочка про то, как неловко вышло»
Сыграла рыбину, преисполненную света. Но лишенную кое-каких других важных комплектующих деталей. Трижды теряла голос. Продалась Темному с потрохами. Пыталась петь. Как же хуево петь хуево. Верила всему живому и во всё живое. Умершее оживляла и верила в него. Прогуляла глюкофон и радикальную доброту. Довольна, даже немножко собой. Хочу ещё, хотя куда уж тут, казалось бы. Свет всё-таки очень хрупкая штука.
...Гуннский народ станет оседлым и мертвым, бледным призраком себя. Жаворонок уведет свой клан назад к истокам, на оставленную землю, и из этого тоже не выйдет ничего хорошего, потому что к прошлому не вернешься и прошлое не исправишь. Она это знает, но сворачивать с выбранного пути поздно и некуда. Единственный мужчина, которого она любила и которого оставила, чтобы служить своему народу, погибнет в чужой войне. Её названная сестра, так и не сумевшая убить шаманку, погибнет там же. Этим троим действительно следовало убить друг друга — это знаю я, это знает Жаворонок, потому что та пугающая пустота, что им осталась, страшнее смерти. И ей будет тяжелее прочих, потому что ещё несколько десятков лет придется подарить предназначению, в котором больше нет уверенности и никогда не было счастья. Это... очень грустная сказка. Единственная радость, оставшаяся у шаманки — сын её наставницы, которому она попытается отдать всё, что в ней осталось человеческого, потому что кому-то же нужно это отдать? Надеюсь, он сможет понять это правильно и принять это.
«Тень над Вормсом» — игра, к которой я слишком поздно нашла в себе силы готовиться, и это обстоятельство не может не сказываться. У меня были восхитительные связки. У меня было место в первом ряду захватывающего квеста. У меня был отличный, продуманный персонаж... который в первые пять минут игры начал вести себя совершенно не так, как я собиралась себя вести. Наверное, это можно считать удачей, как и то, что у меня почти не случалось времени остановиться и подумать, что я делаю дальше. Но персонаж продуманный и в то же время не прочувствованный совсем. Я не успела с ней сжиться до, а думать не успевала в процессе, и получился какой-то удивительный рассинхрон. До сих пор не могу понять её, и это жутко и жаль. Итак, Жаворонок была недостаточно внимательна. Жаворонок была недостаточно уверена. Двух версий одной сказки оказалось слишком много для неё одной, и невозможность принять решение, жить или умереть, слишком затянулась. Вообще до игры я думала, что придется покушаться на жизни всяких важных людей, потому что духи требуют того, но кровавая печать нибелунгов и шепот их озлобленного клада — не веление её духов. Поэтому кинжал, подаренный Оддрун, не обагрился ничьей кровью.
Я доказывала Драконьему Языку, что ему не надо убивать Хагена и старалась показать, почему. Мне нравится, как мы сыграли это. Как Жаворонок боялась, что его доверие ускользнет от неё хоть на мгновение, и будет поздно. Мне нравится идея с беладонной и то, что Хаген, кажется, считал это ядом, но выпил всё равно. Мне жаль, что где-то здесь кончается внимание, которое я оказала тебе на этой игре, потому что дальше я как-то потонула. Ты был славный мальчик, и ты был мой мальчик, спасибо тебе за это. Говорил вещи, которые я считала правильными, но был слишком радикален, чтобы можно было ответить тебе «да» без «но». Очень нравится играть с тобой. И вообще: — Ты уже не хочешь убивать Хагена? — Нет. — А чего ты хочешь? — Убить своего дядю, конечно!
Я дважды приходила прощаться к Рюдигеру, на этот раз искренне, и это действительно, наверное, помогло бы им обоим двигаться дальше, если было бы, куда. Прости, что ты потратил на меня лучшие годы своей жизни х) Чем горжусь, так это тем, что при всех возможных любви и восхищении, Жаворонок не сделала бы этого, если бы её не пришли убивать. И что шла она не за помощью, а прощаться, и потом почти умоляла его отпустить её. Всем надо двигаться вперед, зачем ты держишь меня? Потому ли, что тебе теперь тоже хочется только назад? Как мы могли упустить то, что у нас было? ...И с подсвечником тоже получилось отлично. Кажется, мы немного ходили по кругу, я немного затягивала сентиментальные сцены, но было просто бесценно чувствовать, как «мы стали чуть слабее, но человечней». Вряд ли всё это к лучшему. Спасибо за связку, спасибо за всё. Рюдигер действительно был просто и удивительно — лучшим из существующих мужчин.
Я была готова умереть от рук Песьей Ласточки. Уж не знаю, как я поняла, что ты пришла убивать меня, когда ты пришла убивать меня. Это было ощутимо с какой-то кристальной ясностью. Потом кристальная ясность потерялась — Жаворонок совсем не могла понять, что у сестры в голове, когда принимала браслет и после, когда пыталась узнать её планы на будущее. Она... почувствовала, что Ласточка «сломалась», но так и не смогла признаться себе в этом. Возможно оттого, что это была бы её вина. Если бы я не закрыла тогда лицо руками так трусливо, если бы встала тебе навстречу и сказала «давай покончим с этим». Я ведь не держу на тебя зла, ты верно служишь «королю», как я верно служу духам... Ужасно жаль, что ты не убила меня. Ужасно жаль, что ты не ушла со мной, и не смогла оставить всё это позади. Спасибо, что сорвалась на игру в самый последний момент, без тебя бы это было совсем не то.
На этом моменте спасибо всему гуннскому блоку — отличная шабашья стая, отличный пир на полу и дикие нравы, всё совершенно отличное! В обоих значениях слова. Обожания океан.
Я, Зигмунд и дитя туманов заключали странные информационные сделки, которые в итоге свелись для Жаворонка к тому, чтобы просто делиться. Эти взаимодействия я как раз могла бы сделать более личными и полными, но... Всё равно спасибо, что вы были и за всё, чем вы помогли.
А ещё были славные и такие красивые Аргента и Эльвин. Первая, я надеюсь, действительно найдет время и силы позаботиться о дочери Рюдигера, не зря же я столько просила духов о её благополучии, чтобы он просто погиб, и никто не пришел к ней вместо. Спасибо за твоё жизнелюбивое любопытство, была рада увидеть настоящую сестричку нашего маркграфа. О второй я искренне жалела, когда она погибла — больше Жаворонку не приснится чудных снов про чужую жизнь. И... я должна была умереть, а ты предлагала мне помощь. Я же тебе не помогла, хотя знала о ненависти Бьярни к саксам. Прости.
Все, кого видела, были ужасно хороши. Спасибо за игру!
Стрикс играла для меня завораживающих духов и вдохновенно изрисовала лицо, за что я ей безмерно благодарна. И спасибо Андреасу за всяческую страховку в пространстве игры.
Спасибо за их работу мастерам — это было сильно, продумано и глубоко, по крайней мере то, что я видела и что касалось меня. Мне очень нравится бывать на играх, которые вы делаете. Даже вот так, почти без вложения сил и в последний момент, они задевают во мне за живое, и это бесценно. Запоздалый отчет дается мне тяжело, так что я не найду больше слов сейчас, только благодарность, любовь и ведро котят. Делайте ещё, пожалуйста!
Иногда, кажется, ролевые игры берут больше меня, чем меня в принципе есть. В такие моменты очень тяжело возвращаться к реальности — слишком пусто и пресно. Но это всё мы уже проходили, так что знаем, что оно проходит. Той и игрушки.Вчера в метро пообещала себе, что не буду заниматься самобичеванием за все те моменты, что были сыграны не достаточно хорошо. Или совсем не хорошо. Или откровенно плохо. Но идеальные сценарии продолжают преследовать меня. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз была довольна собой, как игроком. По всему выходит, что ещё осенью, где были Ферелден и первый ВтМ. При этом я получаю тонну удовольствия в процессе, но с эмоциональными откатами ощутимо пора что-нибудь сделать. Я слишком осторожный игрок. Я боюсь действовать. Я ставлю палки в колеса собственным персонажам. Я не даю им жить. Если с Жаворонком это получилось не очень страшно, то Василиса должна бы ненавидеть меня, как она это умеет. Кажется, весь мой прогресс на этом поприще сравним с игрой на гитаре. Сначала ты радуешься, что у тебя вообще получается извлекать какие-то звуки, а потом замечаешь, что фальшивишь и струны дребезжат, и аккорды переставлять не успеваешь. С гитарой в такие моменты важно набраться смелости и/или упорства, чтобы играть просто дальше. Потому что это просто навык. Это просто опыт. А может быть просто год спустя мне нужно что-нибудь вроде Астов, что-то, что возьмет меня заботливо на руки и переставит на новую ступеньку восприятия.
Очень хочу говорить об этом. Очень не хочу говорить об этом. Я... хочу отрефлексировать в тексте по возможности честно и не слишком нудно две последние игры. Написать всем, кому я благодарна, что я благодарна им. Я ужасно хочу решить, куда идет дальше история Василисы, потому что на игре получился самый открытый финал на свете. Возможно, для этого мне понадобятся всякие каиниты, на которых она повязана. Хоть встречу собирай. «Что случилось с нашей Васей?» Это, впрочем, ждет.
Всё ждет, это самое прекрасное. Я тоже жду — гостей этим вечером, теплого весеннего ветра и ещё какого-нибудь козыря из рукава реальности, чтобы возвращаться к ней с легким сердцем.
Василисой накрывает слишком рано и всерьез. Я волнуюсь за неё, а её единственная проблема — какие завтра надеть чулки? Два черных, но один рваный или два целых, но один белый? Пожалуйста, пусть это всё будет не зря. Хочется до утра перечитывать кланбук: я слегка не одолела вторую главу и вернулась к первой на прошлой неделе, если мне не изменяет память. Это просто попытка перейти на ночной режим. Или настроиться. Или найти ответы. В любом случае, это дурной план. Если совсем не смогу уснуть, пойду доводить Вавилон до научной победы в пятой «Цивилизации». Вавилон в последние несколько дней отвлекает меня от всего на свете, что особенно приятно — от всего лишнего.
Вероятно, в преддверии выхода третьего Кэпа взялись пересматривать все фильмы Марвела на свете. На самом деле, просто захотелось забавного и простого кино вечерами, но... Сообразили, кроме прочего, что первых Мстителей в кино в предпремьерную ночь я смотрела без какой-либо базы информации о вселенной. И ведь зашло! Всё-таки у Джосса Уидона не отнять того, что он Джосс Уидон, и храм его высится над миром. Сегодня был вечер Первого Мстителя, и он откровенно печален. Хороших вещей там две: любовная линия и Говард Старк. И Говард Старк лучше любовной линии.
А в среду до меня доехал мой бесценный подарок на день рождения от всех на свете. Он завораживающий. Волшебно звучит, переливается морской волной, переходящей в графит, и роза ветров Эшу указывает на самую низкую ноту. Это... это совершенный восторг, его просто тяжело выпускать из рук. Дарители, спасибо вам ещё раз огромное! Обнимаю каждого.Обнимаю каждого: Хильде и Хельгу, Шеллара и Мориэль, Оги и Арена, Руш и Игниса и, конечно, Марту. Вы меня сделали очень счастливой девочкой с глюкофоном. Правда — ужасно счастлива. Не знаю, как выразить лучше, но от идеи и внимания до того, как инструмент резонирует под пальцами — это одна из лучших вещей, которые со мной случались. Буду теперь таскать его везде с собой и достану всех <З
Как перестать слушать песню про Саулота, которую нашла для Саулота? Кого я точно не собираюсь играть, так это Саулота. Только Навуходоносор и Василиса. Главное — не перепутать двух последних.
14 февраля придумали отлично — весь день перепроходили Undertale. Количество любви в мире несомненно увеличилось. Уж не знаю, это я такой тормоз или игра сделана так, что должно доходить не сразу... Так или иначе, теперь меня ужасно приподняло, прихлопнуло и раскатало, так что на следующий день я от большого восхищения наспойлерила всякого гостям. С тех пор восторг стал менее концентрированный, но как будто более всеобъемлющий. Не могу перестать жить под тематическую музыку, хочу себе футболку со скелетом и вообще, кажется, влюбилась. Стоически сдерживаюсь от того, чтобы завести стим, добавить в друзья всех, кого знаю и ВСЕМ ПОДАРИТЬ UNDERTALE. Ещё больше любви! Это всё сплошной субъектив, но моя прошлая условно-объективная оценка остается той же: в это стоит просто поиграть <З Больше постараюсь не разглагольствовать тут об этом, потому что стыдно так фанатеть. Но как перестать это делать? Правильно, никак.
Потом было 15 февраля и море гостей, и я сейчас снова буду всех благодарить, что вы добрались, пришли, пели, были! И извиняться, потому что нельзя не извиняться, если было мало места, еды или меня. Я совсем новичок в том, чтобы устраивать посиделки, но, надеюсь, возможные ошибки переплавятся в драгоценный опыт. Спасибо Андреасу, который пришел и спас меня с блинами. Спасибо Игнису и Келир, которые мыли посуду, когда кухня ею зарастала. Спасибо Нинквэ и Тас за то, что не давали скучать гитаре. Без вас это было бы несколько более катастрофично +) Спасибо всем остальным за то, что обнимали, поздравляли, заставляли спеть меня, наливали вина... У меня с детства не было такого людного и лампового праздника, и то, что вы все нашли на него время правда очень много для меня значит. Надеюсь, вам было весело и славно. Приходите в гости ещё. И да, я теперь пью ирландский ликер из новых тонких стаканов, таскаю бесконечный шарф цвета морской волны, жду повода выгулять серьги с сердаликом и нахожусь в предвкушении встречи с БОЛЬШИМ ОБЩИМ ПОДАРКОМ. Большой общий подарок — это вообще нечто сказочное, и я, пожалуй, пока больше ничего не буду рассказывать <З
А потом приезжали Лис и Джи, и мы пили горячее вино с чаем и говорили за компьютерные игры. Вокруг разговоров за игры во мне даже просыпаются коммуникативные навыки, которые остальное время немного в зимней спячке. А ещё меня есть наручи пока-не-по-руке и портрет Лаин с огромным волком (кто бы это мог быть?).
Ещё я составила ролевой календарь для себя и обнаружила, что с середины марта до середины апреля у меня нет ни единых выходных без ролевых игр. Кажется, мне никуда не деться с подводной лодки, главное, успеть закончить работать со сценарием. Эти продюсерские ребята вот уже как будто режиссера выбрали. «Всё так реально в моей кинокарьере». Прямо страшно. И чем дальше, тем сильнее ощущение, что это всё чья-то большая шутка. Ну да я не расстроюсь, если так.
Мой дом сейчас напоминает поле ведения военных действий после того, как в середине прошлой недели нас снова затопили. Не могу заставить себя убрать всё, что раскидала, спасая от воды. Это забавно, когда просыпаешься под легкую капель возле трубы отопления, а через час становится совсем... дождливо. Запах сырых обоев узнаваем. Зато спасавший меня сантехник сыграл мне на моей гитаре и был невероятно мил. До и после этого переводила дипломный сценарий в американский формат и дополняла. Теперь восемьдесят три страницы, не знаю, лучше он или хуже, просто глаза-б-мои-его-не-видели-уже. Продюсерский центр, втравивший меня в это, затих, и меньше всего на свете хочется звонить им. Но придется, кажется. Интересно, насколько зря я устроила себе этот ад? В целом всё это как-то ещё сильнее отрезало меня от мира. Оги, если ты вдруг читаешь, извини, в прошлый понедельник я в итоге была по уши в дедлайне, а в этот... просто не знаю, как вернуться назад. Я немного приду в себя и выйду на связь, хорошо?
У нас дома теперь два кота, потому что Оссэ. Полугодовалые коты — особый вид очаровательных катастроф, он лезет повсюду, роняет всё (что особенно удачно сочетается с разгромом в квартире), пытается есть обои (Виски тоже так делала, ПОЧЕМУ?) и бесконечно попрошайничает. Интересно, вырастет ли он из этого, как Старшая Кошка Виски? Вообще интересно, во что он вырастет. Очень правильным чувствуется то, что мы взяли его, я рада. Когда/если Виски окончательно его примет, стану совсем счастлива. Никогда со мной ещё не жило настолько ласковое создание, а уж я вроде как знаю в них толк.
Гворин, кстати, на днях закончил играть в Undertale: это было безумно, смешно и трогательно, и ужасно занудно местами. Мы почти плакали в конце, и ни один из нас теперь не в состоянии смотреть на пиксельные сердечки. Под самый конец я нахваталась спойлеров, пытаясь понять, как разобраться с ГЛАВНЫМ БОССОМ и теперь очень слабо понимаю, что вообще происходит в этом каноне, но создатели молодцы. Сама сегодня иду на пятый эпизод Life is Strange. Сначала она меня совершенно опьянила, потом стало скучно, теперь я заинтригована тем, насколько действительно имеет значение то, что я делала всё это время. По крайней мере, я осознала, что трогательные мальчики-нёрды цепляют меня сильнее девочек, от которых жди беды, как бы я не любила последних. И что я снова хочу короткие синие волосы. Интересно, я когда-нибудь перестану хотеть себе короткие синие волосы?
А ещё, да, день рождения через неделю, и я в растерянности. Сначала я очень хотела устроить вечер с песнями и стихами, как тот, что затеяли Стрикс и Хельга в начале сентября, потому что это было так волшебно, что лучше не придумаешь, но организаторские способности мимо меня. Потом в голову пришли посиделки в дурацком по ДА, потому что не бывает слишком много ДА, но... какое дурацкое в этом каноне? кому оно будет интересно? и, да, снова организаторские навыки. В общем, оно выше меня. Потом был план сделать вид, что меня не существует, но так я уже делала. Так что теперь план выглядит примерно так:
Эй, ребята, кто-нибудь хочет вечером в понедельник 15-го прийти в гости пить вино или чай и, может, питаться чем-нибудь вкусным?
И, например, всё-таки немного петь, если будут те, кто смогут.
Пришла обозначить на всякий случай, что давно не представляла из себя такой бессмысленной биомассы. После Гроз меня раскатало по дивану, и я до сих пор не могу соскрести себя с него. Мне сложно просто выйти на улицу — и в разы сложнее осмысленно куда-то пойти. Мне сложно приготовить ужин. Мне сложно постигнуть смысл бытия. Мне невероятно сложно подгребать какие-то свои хвосты, печатать буквами и вообще найти силы начать взаимодействовать с людьми не очень легко. Кажется, что я всех разочаровываю и раздражаю, что бы ни сказала, и тянет прибедняться по этому поводу, но мало вещей в мире я ненавижу больше, чем себя, когда начинаю лебезить. С другой стороны, меня хотя бы отпустило ощущение, что смысл моей жизни — в людях, а им нет дела, и вся вот эта драма. Люди хорошие, нам просто надо немного пожить отдельно. Тем временем в стране снова какой-то трэш, и люди ходят и говорят разные по-своему правильные вещи, а я могу только хлопать глазами о бояться, потому что как всегда. Остановили бы Землю — я бы сошла, вот честно. В общем, в очередной раз даю себе поблажку и время до конца января, а дальше начинаю бить себя по щекам с криками «соберись, тряпка!». Если повезет, как раз успею сходить и проверить здоровье: а то вдруг это у меня не странный кризис, а какая-нибудь физиологическая беда?
Кстати, пожалуйста, если вы вдруг ждете от меня вестей — напишите сами. Если я не отвечаю вам вот-уже-четвертый-день — напомните о себе и обозначьте, что ждете ответа. Желательно не покрывая меня позором за игнорирование. Я немного не справляюсь с этим, кажется. Извините.
Зато если всё-таки выйти на улицу — там снег блестит сказочно. Кажется, я снова хочу залезть в него фотографироваться, вот только кого снимать? У меня случаются чудесные гости, которые просто приходят, а ты просто завариваешь им чай. Артедайн заканчивает проходить свой гарантийный ремонт. В Солнечной системе снова может стать девять планет. А у нас дома может стать два кота, если всё сложится удачно. А ещё мы вчера ходили на Тарантино, и я гораздо большего ожидала от «Hateful eight» по выходившим трейлерам. Хочется взять и переписать всю развязку. Черт бы побрал эту профдеформацию!
Зимние грозы отгремели. У них на острове теперь будет весна, а возвращаться нужно в начало января и жить зиму дальше.
Зарубила себе на носу не пытаться выходить в игру, если я эту игру вроде как ещё и ставлю: мой внутренний контрол фрик не дает мне расслабиться, надо быть в курсе, как идут дела у всех на свете! К счастью, эта легкая девочка позволяла мне перелетать с места на место, но я была недостаточно везде. Если мы с ней обделили кого-то вниманием — персонажным или игротехническим — прощения просим. О результатах работы как работы подумаю... не сегодня. Но я буду пробовать снова, буду стараться лучше, расти выше и что там ещё делают люди будущего?
Зато за мои «полтора часа игры от общего времени» случилось всё лучшее, что могло случиться. Навсегда запомню, как танцевать с белым китом — не колдовать, а просто танцевать, ради танца. Спасибо, что научил! Как поить вином — «испей же вина, и спи сам» — простого мальчика-военного, который к концу вечера окажется богом. Как целовать в лоб друга, который наконец-то вновь нашел свою дорогу. Как другой говорит, что узнает тебя, кем бы ты ни стала и сделает так, что ты узнаешь его, пусть даже заново. Как твоя учительница, госпожа и мать отпускает тебя лететь. Как исполняется судьба: как быть ветром, играть с перьями, бегать наперегонки с волком, выбирать себе Мастера, любить свою землю. «Ты всегда была для всех». Спасибо за историю Люони. Кедирвен, Герион — океан любви.океан любви. За то, как брали за руки, велели слушать себя и думать о себе. Когда оказывается, что всё это время тебя обнимала и гладила по голове сама Ночь. Когда ты слышишь слова о любви и, даже если любят ветер в твоей крови, ты готова стать им насовсем, потому что только так эта песня зазвучит правильно. Как ты понимаешь, что не сможешь больше быть «где-то между» и не видишь смысла оставаться человеком, и готова отдать свою память и всю себя за единственную перемену... Но не приходится. Потому что всё-таки тебя обучала Мастер Путей, и перед тем, как делать выбор, ты идешь заканчивать предыдущую дорогу... и это дарит тебе тебя. Никакой цены. Никакого ожидания утра, госпожа моя — сделай это уже, я так долго ждала! Ни о чем больше не нужно думать, Герион — я и ветер теперь одно и то же. Если говорить об этом как о принятии себя — сказочка вышла злая. Люони пока умеет принимать себя только ветром, потому что любит ветер и себя, когда она ветер — тоже. Но... не на самом деле, что ли? Зато можно говорить об исполнении мечты и о разрешении себе: желаний, танца, любви. Вечной любви, возможно, но это тоже особенная сказка. В этом смысле на момент стоп-тайма мне вполне хватало счастья. А потом по дороге домой в метро из наушников на меня выпала «Контрабанда мечты», и счастья стало ещё больше. Дальше у нас есть приблизительно вечность. Вечность — это, в конце концов, просто ощущение.
Спасибо Марте за её вдохновение и магию. Ты сделала это <З Спасибо Фаволе, Лису и Джи за терпение, заботу и внимание к игрокам и миру. Приятно было чувствовать себя в надежных руках. Вы замечательные! Спасибо всем, с кем пересеклись в этот вечер наши пути, кто говорил Люони правильные слова и слушал её саму, пил вино из её рук. И тем, кто не пил и не слушал тоже. Столько волшебства и историй творилось в Доме Тысячи Дверей благодаря вам! Я смею надеяться, что эта игра стоила вас, наши чудесные игроки.
В ветер и маяки обязательно играть ещё! Может, в следующий раз по отдельности.