So if you really love me с'mon and let it show.

Новогоднее настроение в этом году началось с бала в прошлое воскресенье, где простая девочка-кухарка начала бал, вальсируя с Томасом, а закончила, вальсируя с Обероном. А всё прочее время Зимний Рыцарь с грибами в волосах пытался деликатно напомнить ей, что она на самом деле — эльфомальчик в голубом. Спасибо всем огромное^ ^ А потом я купила себе небольшой подарок, и мы с Игнисом прогуливались по наряженному центру и питались вафлями. А потом был «новый год до нового года» про ролевые игры, ложащийся наконец-то снег, кальян и бездна обожания всем участникам.

Хотела бы написать каких-нибудь вдохновляющих итогов, потому что год был сложный, но ужасно увлекательный и подарил мне множество восхитительных людей и историй. Но я, кажется, слишком устала, раскатана по дивану, везде лампочки и божественные ароматы готовящейся еды, а в телевизоре «Покровские ворота». Так что сейчас я просто скажу спасибо всем, кто был рядом со мной и пожелаю им быть счастливыми чаще, ловить попутный ветер и находить правильный путь.

Эй, я очень рада, что знакома с тобой! Отличного Нового Года <З

@темы: простые волшебные вещи

---

Если ты хочешь любить меня - полюби и мою тень.

У всех фотографии, и я тоже хочу фотографию сюда, потому что Ртуть такой Ртуть, что успел заснять даже меня, хотя на общих изображениях команды Тень явно ныкалась под диваном. Спасибо <З Риптайд без лица, а так же руки Азазеля и Шоу не против быть здесь?
И песня потому что просто так.

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи

---

Словно я паук в паутине, словно дерево в пустыне, словно черная лиса в норе.

Кто сыграл идущего путем Соглашения Чести слуага со способностями ласомбра на игре по «Людям Х» тот совсем не подвинулся на Мире Тьмы я.

Девочка-Тень, ходящая по грани между тем, чтобы оставаться просто тенью и тем, чтобы стать полноценной личностью. Социофоб и социопат, по-своему искренне привязанная к своей команде и преданная Шоу до смерти. Способность превращаться в тень — путь и материальную — сформировала её психику, её этику, её повадки. Она стелилась по стенам и цеплялась к людям. Она подслушивала даже неочевидные личные разговоры: всё может быть важным, всё может пойти в дело. И, будем честными, оказалась не самым эффективным информатором на свете, потому что везде герметичные двери и способности глушатся. Зато выполняла приказы и всегда была готова защитить кого-то из своих, хотя, кажется, каждый из них был куда более эффективным бойцом.
Тень смешно кидало между человеческим и не. Человеческим было смеяться, играть в карты, дергать Азазеля за хвост. Вести с Риптайдом беседы о несостоятельности её мечты об утопическом обществе мутантов, потому что никакое общество не может быть утопическим. Говорить о тех, кого забывают, о бесполезных — и чувствовать какой-то невнятный отклик. О том, кто и почему нужен друг другу. Не убивать, потому что испугалась. Нечеловеческим же: возникать за плечом Президента, тихо спрашивать, какие будут приказы, следовать за ним, даже когда не просили, потому что время такое, что любой может оказаться опасен. Не убивать, потому что приказа не поступало. Думать, что бесполезность и нужность — это слишком условно. Верность — другое дело.
По итогам выбор был сделан и грань пересечена: Тень станет тенью, личной тенью Себастьяна Шоу. Потому что быть полноценной личностью утомительно, туманно и сбивает с толку. Она будет усердно учиться и развиваться как шпион и как боевая единица. Её реже и реже можно будет найти и увидеть человеком, но она всегда будет где-то здесь: ни ей от Шоу, ни Шоу от неё после этих событий никуда не деться, хорошие это новости или плохие. Это всё, что осталось важным: что будет кроме ни я, ни она не имеем понятия.
Я хотела бы добавить сюда песню, но, кажется, я не знаю песен про такое.

Спасибо?

Спасибо мастеру. За то, что игра была, несмотря ни на что. За терпение в общении со мной и помощь в нахождении своего места в этом отражении мира. Жаль, если у вас игра отняла больше, чем принесла взамен.
Но у меня — новая замечательная история и девочка, наконец-то выбивающаяся из линейки хаотик-гудов, и я искренне благодарна. Надеюсь, пересечемся ещё.

Спасибо Клубу Адского Пламени. Ничего не знаю, ребята, по-моему мы — лучшие.
Шоу. Во-первых за Президента, который полностью оправдывал желание уйти к нему в государство, в команду, в услужение — куда угодно. Для Тени это было действительно больше, чем любовь: это смысл жизни. Они редко и мало говорили: Тень старалась понимать без слов. И, кажется, правда понимала иногда, ей казалось, что она понимает, по крайней мере. Но как мне отлично поигралось внутри своей головы в потерянность без своего сюзерена, и в каком восторге я была, увидев вас в Австралии живыми и невредимыми! И ещё несколько бесценных сцен и деталей, ложащихся в дорогу из желтого кирпича ведущую полному самоотречению. Это всё действительно в разы задорнее, чем преданность обществу и идеям.
Во-вторых за помощь в продумывании персонажа: мне самой не пришло бы в голову создавать ласомбрика, а от этого действительно станцевалась вся моя игра. Так что благодарностей гора <З
Риптайду. А ты неожиданно видел больше всего живой Тени, и это невероятно ценно. Ей казалось, что из всей команды ты больше всех на неё похож, и понимание должно начинаться где-то здесь. Какой виноватой она себя чувствовала, когда ты застрелился! Она ведь видела все знаки, ведущие к этому, но не догадалась. Поэтому прямо там, в Австралии, держа тело Риптайда за ещё теплую руку, Тень больше всего на свете хотела отравиться на самоубийственную охоту за Штайном. Даже не потому что он виноват во всем, а потому что охота — самоубийственная. Не то что бы так хотелось пойти за ним, но хотелось... Не из привязанности и любви, но потому что чем она лучше? По сути, если бы Азазель не оседлал бы время, это была бы совсем другая история. Впрочем, думаю, последнее верно для всех нас. Так или иначе, спасибо за интересный отыгрыш и сильную концовку. Рада знакомству +)
Азазелю. За то, что не убил меня, когда я дергала тебя за хвост и другие возможности подурачиться. И побыть ласковой. Спасибо, что всё-таки оседлал время и вообще был таким отличным буйным мудаком — и, вот те на, неожиданно с душой и с любовью. Это красиво подорвало мне уютненькую картину мироустройства. Надеюсь, ты научишься жить с этими двумя вещами, а меня научишь лучше драться. Теперь как-то очень надо.
Крису. За то, что не был бесполезным, за то, как налаживал контакты, становился лучше. Тень даже сможет порадоваться, что ты ушел на вольные хлеба, а не грызешь больше кактус в попытках быть признанным отцом. Особенно если она вдруг узнает о маленьком кладбище маленьких зверей в лесах Автралии. Пока мы вместе в Диснейленд, я правильно понимаю?

Спасибо всем, кто кроме.
Пиро, мальчику, который укрывал Тень своей курткой и пытался поддерживать, верил в неё, когда она «чинила» детку и просто как-то иногда оказывался рядом как раз тогда, когда это было нужно. Я уже после игры сообразила, что мальчик-то из первого набора школы Ксавье, и должен быть знаком с Тенью, но, видимо, раньше она была слишком нелюдимая, чтобы они заметили существование друг друга. Но теперь это было очень кстати. Чарльзу за телепата, которому не хочется, но нужно доверять. Эрику за не ушедшее далеко знакомство исходящее из необходимости совместной работы и разговор о будущем мутантов. Пьетро и его другу за веселую долбанутую молодежь, которой можно вечно нудеть про «бесчеловечные эксперименты Штайна», но ничего не доказать. Спасибо блоку ЦРУ за находчивость и стойкость достойного соперника. Спасибо Реми за едкие комментарии, что мы сами по себе сгнием и Алериону за осознание Тени, что, если очень много чувствовать, можно и съехать немного. Всем прочим — за то, что были по крайней мере.

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи

---

Я просто оставлю это здесь.

— Всем на пол! Это ограбление!
— Ограбление? У тебя даже нет оружия!
— В Звёздных Войнах...
— Только не спойлеры, забирай всё!

@темы: простые волшебные вещи, будущее кинематографа

---

В этом сне я как обычно ищу выход.

Смотреть «Тринадцатую сказку» и «Багровый пик», чтобы отвлечься от мыслей об Альмейе было плохой идеей: везде сумасшедшие женщины и таинственные старые дома. Вероятно, так выражается «несудьба» отвлекаться, пока не отрефлексируешь ошибки.
Начнем с того, что это не отчет и не благодарности, а самокопание и извинения, потому что мне почему-то кажется, что этим нужно заняться в первую очередь. И не чтобы пришли, погладили по голове и рассказали, что это не так, а чтобы хоть как-то обозначиться и, может, оправдаться.

Привет, меня зовут Той, я давно не была так недовольна собой, как игроком.

Почему?

Во-первых: я и этикет это как я и мужская пластика, только хуже. Вот есть такие вещи, про которые не подумаешь, что это можно катастрофически не уметь, пока не попробуешь. Дело не в том, что я бегала и спасала мир: я спасала своего отца и свой дом, причем установка, что с этим всё очень плохо у меня была едва ли не до начала игры. Дело в том, как я это делала и что делала в перерывах. Как у меня в голове всё взболталось и смешалось, когда я вошла в набитую людьми залу к завтраку: кому кланяться? сколько раз? когда говорить и когда не? Как слова застревали у меня в горле при участии в светских беседах, потому что я просто не могу подобрать формулировку и интонацию. Как я садилась на подлокотник чужого кресла без задней мысли: я искренне думала, что на пол садиться хуже. Много маленьких мучительных деталей.
Единственное, что я выдержала, пожалуй, были чтение по ролям и многострадальный обед, с которого я не сбежала, скрутив себя в узел, когда увидела, что Кларанс дурно. Потому что отец — сбежал, а кто-то из «хозяев дома» должен же оставаться с гостями.
Если бы я знала, что являюсь таким бревном, я бы просто прописала себе другую роль, благо, у меня был этот шанс: быть в этикете дубом. Но увы мне.
Когда так случилось с той самой мужской пластикой, я бегала по потолку и кричала «никогда больше». А потом был, например, Томас, где за несколько месяцев репетиций мой эльфийский мальчик-декорация научился стоять по-мужски, подкатывать к дамам и бычить на Томаса, чем приводил меня щенячий в восторг. Это и то, что прекрасные люди с тех пор донесли до меня идею о конструктивном подходе к проблемам, выливается в «никогда больше, пока не научусь». Хотя я пока смутно представляю, где можно научиться вписываться в разные этикетные нормы. Но побиться головой об дверной косяк всё равно хочется.
Так или иначе, я искренне извиняюсь перед всеми, кому я сломала кусок игры и порушила ожидания. Не думайте обо мне слишком плохо, я пока только учусь, и обещаю учиться на ошибках тоже.

Во-вторых: отмороженный персонаж оставляет сентиментальной мне ощущение, что я порушила все свои эмоциональные связки. Вместо выражения сочувствия я допрашивала раненого Анри, что именно случилось. Я даже не обняла отца, когда он, наконец, вышел из комнаты-озера, вместо этого доставая для него сигареты, потому что он попросил сигарет. А ещё признавалась в любви с кирпичом на лице. Вся человеческая эмпатия идет зимним лесом, по крайней мере, пока не сойдешь с ума. Что сказать по этому поводу — не знаю. Таким персонажа сделала я сама, и я довольна, но боюсь, что снова не обтянула себя в достаточной мере предупредительной лентой: «осторожно, эта девочка какая-то стукнутая на близкой дистанции». Боюсь, что это не то, чего от меня хотели другие игроки и персонажи, и, вот, извиняюсь перед близкими для неё людьми. Исмери вас любила, она чувствовала чувства внутри себя, я могу рассказать вам, если захотите, какие, когда и как много. Извините, что я могу в отличие от неё.

Я люблю этот мир — как пришла в Ар’Даннар и влюбилась, так и не отпускает. И не думаю, что отпустит. Я в восторге от людей, которые делают всё это, и мне очень стыдно, что я, пожалуй, их подвела. Эта игра дала мне очень много: персонажа, её историю, её осознания. Спасибо за это всем, кто. Но и отъела она от меня очень много. Вот, например, за подготовкой я про того же Томаса ничего сюда не написала, а ведь это было сказочно! И о паре других приятных мелочей. А пока я была на игре, дома вообще случился потоп... В общем, меня по итогам немножко нет. Это стоило того, десять раз стоило! Но теперь надо поумерить свой пыл, сесть где-нибудь в тихом углу и подумать о своем поведении, своих способностях и о том, что делать дальше.
Вот, например, доработать дипломный сценарий, потому что, пока я писала это, мне позвонили из продюссерского центра и предлагают попытаться пустить его в работу. Шта?

@темы: незнакомцы, меланхолия – это такая темная жидкость, Ипполит – это мертвый волк

---

Я знаю, отчего ты не можешь заснуть ночью.

Музыкальная пауза про девочку из мира парящих островов, пока пишутся какие-то слова.







P.S.:

@темы: незнакомцы

---

Вдруг кто-то ещё не знает, куда можно пойти утром в воскресенье?

23.11.2015 в 14:49

Пишет  Suboshi.:

Второй показ "Томаса Рифмача" в Москве!

29 ноября 2015 в 12:00
Клуб и Школа старинного танца «Миндон Энвина»
представляют 2-й, расширенный, показ танцевального спектакля
"Томас Рифмач,
или История Томаса Лермонта, рассказанная танцами эпохи Возрождения"

Режиссёр-постановщик и хореограф Ольга “Ноэль” Стукалова, автор текста Евгения “Suboshi” Дятлова.

Сюжет основан на легендарной истории Томаса Лермонта, шотландского барда XIII века, рассказанной с помощью французских, итальянских и испанских танцев XVI века.
В спектакле используются исторические реконструированные танцы эпохи Возрождения и стилизованные авторские постановки под историческую музыку. Костюмы и реквизит изготовлены по мотивам визуальных источников эпохи Возрождения.
Продолжительность спектакля - 1 час.

Презентация спектакля состоялась в 2014 году в Петергофе на фестивале культуры эпохи Возрождения “Золотой век”, а премьера полной версии прошла в Москве 12 апреля 2015 года. В ноябре вас ждёт новая версия спектакля.

Спектакль будет показан на сцене театра “Театр ЖИВ”: Москва, ст.м.Савёловская (выход к Савёловскому вокзалу), ул.Правды 24с3.
Внимание: большинство навигаторов неверно строят пешеходный маршрут от метро до театра, неоправданно удлиняя его! Ориентируйтесь на нашу схему, чтобы дойти до театра менее, чем за 10 минут!

Стоимость билетов - от 250 до 500 р.
Бронирование - [email protected] и по тел.[phone]. Оплата наличными либо через систему Яндекс.Деньги.

Схема зала:


Примечание: для посещения спектакля никаких специфических нарядов не требуется.

Встреча Вконтакте

---

Пела флейта грустно, и её заслышав от большого чувства всхлипывали мыши.

Спрашивать меня, не мерзну ли я, начали даже случайные продавщицы. Настораживет. Вероятно, впрочем, их смутили чулки в сеточку. Со стороны меня, может быть, тоже смутили бы.

Крепко задумалась о том, что за экзистенциальную пустоту в своей жизни я заполняю играми, если, когда игры отменяются, мне срочно нужно купить всю еду на свете, новый гель для душа и гетры, чтобы успокоить её?

Единственная песня в коробочке с музыкой, которую никогда не хочется перемотать, это «Harder to breathe». Ворую бесстыдно отовсюду, но всё равно музыки не хватает.

А вообще вчера умер мой старый кот — единственное настоящее наследство, доставшееся мне от отца, бессердечный красавец, с которым мы делили постель по крайней мере 15 лет. Он был царственный, гордый, вредный и вообще обладал восхитительно-тяжелым характером, что всегда почему-то вызывало у меня восторг и трепет. И, несмотря на тяжелый характер, умел ужасно трогательно показать, как любит меня и старших. Мурчал, как трактор, охотился, как большие кошки, любил волю, креветок и лежать ровно посередине кровати. Был стар, супер стар, ему было 18 с лишним. В общем, всё к этому шло, но чувства самые противоречивые.
Ещё в начале ноября я загородом поила его с рук пятый раз за сутки и думала, что испытываю к этому зверю такую слегка виноватую нежность, которую положено, вроде бы, испытывать к старым людям: «ты обо мне заботился, теперь я о тебе позабочусь».
Если вкратце, то это сказочка не о тоске и горе, это сказочка о любви.

А это мы летом 13-го года, и несуществующий флэшмоб «Сфотографируйся с котом, как Питер Джексон»

---

Снег летит, крылья кружатся, мир вращается все быстрее.

Я безнадежна: снова остаются неупомянутыми всякие замечательные дни, когда на Чеховской находится целый квартальчик пабов или когда приезжают в гости славные люди смотреть мультфильмы, говорить и просто пить чай. Всякое важное, вращающее мой маленький уютный мир. Зато вот буквально позавчера обсудили с Андреасом за кофе зиму и Рождество, а вчера лёг снег, и до него будто ничего и не было. И он не летит вертикально вверх, конечно, но «Об устройстве небесного свода» тут как тут. Очень рада снегу, а ещё тому, что у меня внезапно теплая, красивая, нескользящая обувь. Я вещист. Надо вот будет ещё шерстяные чулки со снежинками купить, и станет совсем отлично. Жду крупных пушистых хлопьев, и сугробов, и на каток.

С субботы на воскресенье игротешила Голландию XVI века, Пасху и упырей. В основном, будем честными, упырей, потому что это было ужасно увлекательно! Они так мило переезжались из-за хищного голоса в голове <З Хочу делать так ещё, потому что весело и интересно, и чтобы набираться опыта и становиться лучше. В общем, время провела отлично, и запоминающихся моментов целый ворох, и контраст между двумя ролями был вкусный... И игроки классные такие!
Спасибо Хильде и прочим за мое счастливое детство +) И за ободряющие отзывы, это очень вдохновляет.

До этого, потому что в моей жизни внезапно снова появился «Тот Самый Оливер», посмотрела полтора сезона детского мультсериала про полиморфные разумные камни. «Тот Самый Оливер» это шутка-самосмейка вокруг того, что мои друзья неожиданно не просто мои друзья, а популярные «медийные» фигуры. А детский мультсериал про полиморфные разумные камни ожидаемо-очаровательный, и я вот не могу молчать. Потому что там розовый лев, в гриве которого можно хранить вещи, главный герой — миротворец, чье мистическое оружие — щит, а ещё есть персонаж про рыцарскую любовь, который превозмогает свое предназначение быть «просто миленькой игрушкой». Последнее — бесценно.
Двумя словами: «Steven Universe». Я долго не могла проникнуться его духом, там случаются глупые шутки и, конечно, это не «Over the garden wall» или волшебник Томм Мур, но он честно пленил меня. А ещё у них отличные музыкальные темы, и время от времени все поют.
Это всё не то что бы реклама «смотреть всем!», всем не надо. Просто — что-то новое.

Лениво в черновиках и на полях тетради собираю список дрим-ролей, чтобы выйти из порочного круга трогательных девочек, которые мечутся электровениками, собирая информацию и спасая всех. Кроме очевидных вещей, узнаю о себе много нового. Например, кто бы мог подумать, я ужасно хочу сыграть пилота — космического корабля или самолета — который по жизни про то, что I am a leaf on the wind; watch how I soar. Много идей и красивых концепций, которые я понимаю, а хотелось бы прочувствовать.

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи, будущее кинематографа

---

Резок сегодня вечером ветер.

Последний раз я праздновала Хэллоуин, когда мне было... шестнадцать? У меня была стая друзей-подростков, мы красили лица едва ли не гуашью и шли гулять. Я тогда забиралась на памятник Крылову, а потом мы заблудились во дворах с мальчиком, в которого я была ужасно влюблена, и всё это, как вы понимаете, было давно и неправда.
В этом году праздничную ночь я провела в живом хищном доме в Луизиане, будучи очередной цыганской девочкой. Давно не ездила на игры «просто так», чтобы на одном дыхании от согласия в пятницу до четырех утра воскресенья. Оказывается, это легко, приятно и весело. То есть, судьба, которая отыгрывается судьбой, всё равно находит способ прокатиться по твоим болевым точкам, а петь вслух — стыдно и стыдно путать названия рун, потому что больше года не доставал их из комода. Но я задорнейше поиграла в прекрасных людей, спасибо всем! Папе маме и киноакадемии, ученице и пастору отдельное. И, конечно, мастеру за приглашение, внимание, терпение и всё остальное.
Это, кажется, был именно Хэллоуин, а не Самайн, зато какой отличный!
А ещё спасибо Луи за кофе, перемещение меня по городу и знакомство с Оссэ^ ^

Сегодня наконец-то торможу на дождливых осенних дорогах и сижу в одиночестве. Хотя мне звонила Марта и говорила со мной три часа о всяком, и я совсем не заметила, как пролетели эти три часа <З
Вообще думала, остановиться будет тяжело: станет ломать, и душа потребует бурной деятельности. А на самом деле, как только останавливаешься, хочется снять комнату в отеле и просидеть в тишине ещё неделю. Смотреть кино. Поэтому я, повинуясь порыву, скачала себе кино на неделю вперед. Хотя тишины и отеля не будет, а будут дела и встречи, но я постараюсь всё-таки посмотреть его. Это здорово: начинать находить время на фильмы и книги, и не во имя учебы, а для души. Что я делала с этим временем раньше?
Дочитала первую главу кланбука Малкавиан, почти догнала курс основ астрономии, немного распевалась... Страшнее всего было, что всерьез остаться с самой собой наедине окажется пусто. Оказывается, нет.

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи, Ипполит – это мертвый волк

---

И всех дел - наблюдать луну и кормить волчат.

В связи с удивительным капризом техники я оказалась отрезана от всей своей «музыкальной коллекции», нажитой непосильным трудом. Сначала решила, что это катастрофа, потому что мой «музыкальный вкус курильщика» не схож с «музыкальным вкусом нормального человека»: я люблю и слушаю не жанрами, исполнителями и альбомами, а отдельными композициями, и собирать этот компот заново — то ещё развлечение. А потом оказалось, что это неожиданно отлично: генеральная уборка в музыке. Я не проводила её уже несколько лет, добавляя новое и подчищая хвосты понемногу-понемногу-понемногу. А теперь у меня чистый лист, и как же это весело и легко. Полезно иногда вспомнить, что ты не только боишься потерь, но и любишь начинать заново всё, что угодно.
Да, если вы любите делиться музыкой, это несомненно повод поделиться со мной музыкой^ ^

А ещё мы вчера собрали Эрую, Райена и Лаин обсуждать их амбициозные планы на жизнь, и этих троих просто обязаны убить, потому что если не, они ставят мир с ног на голову. Слабоумие, отвага и три тысячи возможных экспериментов! И, может, волчонок, если оборотничество передается-таки по наследству х) Одна игра, а сколько хэдканона. Прелесть, что такое, спасибо за всё это Оги и Мориэль.
Не вышло только поговорить вслух о том, обо что мне переломало Серого Стража, потому что Лаин — девочка хитрая и даже мне не подает виду, смеется только. Теперь хожу и вытягиваю из себя рефлексию по нитке.

Здесь всё завязано на встрече с собственной слабостью и бескрайнем чувстве долга.

Здесь всё завязано на встрече с собственной слабостью и бескрайнем чувстве долга. Ты Серый Страж, значит, должна быть готова к катастрофам. Но никто не будет проводить тебе лекций и семинаров, ты просто должна: плавать учат, бросая в воду. Вот Лаин бросили, и она четыре года бродила по мелководью, думая, что так и надо. А потом стало слишком глубоко, и она обнаружила, что тонет. Да, она старалась хорошо, но должна была лучше, и призраки этого «лучше» теперь будут преследовать её, и не имеет значения, насколько они далеки от действительности. Теперь долг требует от Лаин искупить вину за то, что старалась недостаточно. Но вместе с этим она поняла, насколько не готова к по-настоящему сложным ситуациям. Лаин почувствовала себя слабой девочкой, и теперь настолько боится не справиться, что просто не возьмется бороться. Это как с демонами: если бы кто-то пришел за ней, она бы просто сдалась, решив, что всё равно не сможет ему противостоять в конечном итоге.
Два этих обстоятельства коллапсируют в ней: должна лучше, выше, сильнее, но не можешь никак. Поэтому она бежит, и этот побег сейчас — спасение. Какое-то время побыть ведомой с верой в то, что в ближайшем будущем ей предоставится шанс искупить себя тем, что она умеет и любит: исследованиями. Но пока никаких действий с её стороны, ничего сложнее заклинаний и разведения костра. Бежит от самой себя, конечно, на самом деле. Пустая голова, пустые дни, пустые леса Ферелдена. И Райен, который не даст ей на волне отчаянья решить проблему самым очевидным орденовским способом: пойти и сложиться «героически». Потому что, как бы у Лаин ни тряслись руки над кинжалом, она не верит в то, что добьется успеха в исследовании панацеи. Вот Эруя — может. А она не может ничего, и условная ценность её жизни сразу падает в разы. Эдакая разменная пешка.
Это лечится, конечно. Понятной и интересной работой, первыми успехами, разговорами и, наконец, осознанием своего места в том, чтобы менять мир. А это место для неё в бесконечных исследованиях, потому что, чтобы менять мир, нужно как можно лучше знать, как он устроен. И её сила где-то там: в тяге к знаниям, в сообразительности, терпении... А не в том, чтобы все оставались живы. Все всё равно не останутся живы.

Потом меня довез трамвай прямо до дома, волшебство! А по пути ещё поговорили с Мориэль об играх и феях. Отлично, что скилл при желании сводить любые разговоры к Changeling всё ещё со мной, но куда бы его применить?
Вообще в жизни в сложных пропорциях понамешено слов и тишины, и происходят вещи, о которых никак не поговоришь, но просто говорить сейчас почти легко. Ощущаю по этому поводу счастье.

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи

---

Огненная пасть Геен(н)ы.

Нельзя любить Мир Тьмы больше. Ты едешь играть в холодный-снежный Ферелден, а тебе: «кстати, скоро в Москве V:tM про Москву». А потом: «слушай, срочно нужен ебанутый малк, священник Шабаша по имени Василиса». А потом вы придумываете, что девочка — русская дворянка, обращенная в Революцию. Её воспитывал тзимицу со скверным характером, который потом убил её сира потому что почему нет. У неё восхитительные высокие отношения и высокий винкулум с мудаком-дуксусом, а ещё она живет на его деньги. Что Помешательство — это образ жизни, у неё всего три психоза, зато какие задорные (мазохизм, шизофрения, навязчивые идеи), а преданность Шабашу не мешает водить экскурсии по нежно любимому городу для мальчиков-равносов и камарильских тремеров. Что она невероятно любит свою стаю, а стая невероятно уважает её, но частную жизнь и трех любовников никто не отменял. И, наконец, что главное, чтобы было интересно.

Размышления и лирика про персонажа.

Вообще Василиса удивительно хорошо контролирует себя для малкавиан из Шабаша. Она может общаться так, что только аура будет выдавать в ней ненормальную. А может прикидываться блаженной дурочкой, потому что это удобно и забавно. Истина где-то рядом, но, когда у неё действительно едет крыша она начинает транслировать Помешательство вокруг себя, чем я честно занималась на игре, израсходовав всю «Страсть» просто потому что. И мне сложно оценить, была ли она «Медузой Горгоной» в душе, потому что это Мир Тьмы и, конечно, она коварная тварь, но достаточно... живо переживающая коварная тварь. А с виду-то точно «милая девушка», почти беззащитная и трогательная, и умеет этим пользоваться. Так или иначе, я немного влюбилась в это нагромождение черт, созданное за неделю, потому что оно получилось очень легким и настоящим. Василиса пела, плясала, кружилась, бегала босая. Она видела внутри своей головы карие глаза Каина и выяснила, что умеет бояться. После этого совсем не стало причин не смотреть в глаза любым другим каинитам — даже старым и сильным, которые легко могут подавить её волю — не существует вторых таких, карих, самое страшное она уже видела. Василиса тонула в сумасшествии, была готова убивать и умирать, доверяла и теряла всякую веру. Выдавала тонну глупостей и пророчеств.
Ей было безумное весело, и, войдя в ритм этой ночи, она не собирается останавливаться. Она будет танцевать со своими свободой и помешательством красивый, яркий, убийственный танец, как с самой страстной любовью. Потому что есть хаос связей, и он неслучаен. Потому что глупо отказываться посмотреть на мир с разных сторон. Потому что наделенные властью — пустоголовые идиоты, и не-жизнь Василисы не ради них, количества их денег, влияния, крови и захваченных городов. Шабаш не идеален, но она не станет менять его, а он не изменит её. Она просто станет работать на него: лучше многих, но так, как считает нужным. Мне кажется, что в Мире Тьмы такие танцы должны заканчиваться падением, но суть ведь никогда не была в том, чтобы не упасть?
...или всё будет совсем по-другому?

Спасибо, спасибо, спасибо.

Спасибо Мастеру. За то, что тебе срочно понадобился отступник-малкавиан, за доверие и внимание. А так же за общение с Сеткой, бессердечные навязчивые идеи и вдохновенное описание видений Геенны. Без последних я не собрала бы персонажа действовать так отчаянно, а первое и второе просто потрясающим образом наполняло и рулило игровой процесс.
Главное: спасибо за игру <З Это было отлично, очень в мир и я искренне присоединяюсь к людям, которые надеются на «ещё».
Игротехам за то, что были с нами и заботились о нас.

Спасибо Этану. За то, какой у нас вышел восхитительный кактус! За закатывание глаз с придыханием «малкавиан». За самые яркие игровые эмоции. Потому что всё отчаянье и ярость, которые навалились на Василису, когда она узнала о твоей связи с инферналистами, не описать словами, зато было очень красиво играть: вцепляться в чужие руки, смотреть с пустоту стеклянными глазами и сползать по стенам. И каким облегчением было поверить в вашу с Герхардом баечку про Доминирование и твою невиновность! Мы придумаем, как спасти тебя от Дикой Охоты, и, коль скоро Герхард не отменит своё приглашение, я даже буду навещать тебя в капелле время от времени +) Ну или жду открыток!
Этан так агрессивно и трогательно заботился, и умел становиться таким потерянным и беспомощным, запутавшись в своих проблемах, что моё ледяное сердце таяло, и хотелось пойти набить ему морду, чтобы взял себя в руки. Я трепетно дорожу каждой из наших недолгих игровых сцен (особенно той, где ты гонялся за мной с колом, конечно). В общем, кот, я люблю играть с тобой, ты в курсе^ ^ Спасибо, что подхватила эту роль.

Спасибо Кармен. За воплощение власти Шабаша, к которому с минимальными поправками хочется стремиться. За то, с каким достоинством она держалась. За то, что ей можно было доверять. И за восхитительный диалог:
— Вы же знаете, что Этан — инферналист. Если его будут убивать... Если я попытаюсь броситься на его защиту, пожалуйста, остановите меня...
— Как я смогу тебя остановить? Я сама брошусь на его защиту. Он же шабашит!
Он выразил для меня примерно всё про нашу секту: абсурдно, но прекрасно. Тогда Василиса подумала и решила, что, действительно, никто не должен убивать этого мудака, кроме неё самой. А потом как-то взяло и не пришлось.
Однажды Василиса обязательно попытается убить Себастьяна, если этого не сделают до неё. Не только потому что Камарилья вроде бы не должна прощать своим таких вещей, как диаблери четырех каинитов, но за Кармен.

Спасибо всему остальному Шабашу. Я чувствовала каждого из вас за своим плечом. Это был отличный блок: немного замкнутый на себе и правильно-дерзкий. Зубастый. Спасибо Кувалде за бред и танцы, Габриэлле за красоту и тореадорский темперамент. И сыну Кармен — за то, что доверил мне свою колоду для защитного круга. Трогательно и правильно. Жаль, что всё так.
Епископам: Ромеро — за которым я пойду, пускай и на какое-то время, за которого буду драться и кому могу доверить свою стаю, Ильеску почти неизвестному, но тоже правильному, шабашевскому.

Спасибо Демьяну Афонасьевичу (доволен?) Паскудному. Как ты трогательно успокаивал меня, когда у меня была Геенна в голове, и как расчетливо, сука, пытался сдать-таки в холопы к Царю, пользуясь моим сумасшествием. Мне очень нравится, какие теплые на грани приемлемого для этого ада у нас вышли отношения. Я уже говорила, что ты сделал мне половину игры, теперь вот скажу ещё, что Василиса не преминет воспользоваться щедрым приглашением «на бессрочно в гости». Возможно, неоднократно. И мне ужасно интересно, чем закончится их история, потому что Паскудный почему-то так хочет иметь Василису под боком, а Василиса так хочет наконец-то свести его с ума, особенно теперь, когда он без своего сира, а она без своего дуксуса... Совершенно абсурдная привязанность, из которой уже никто, кажется, не выйдет целым.
И, конечно, я так и вижу, как эти двое выпьют крови какого-нибудь алкоголика и снова споют, что «заебали баали» х)

Спасибо баалю Миро. Восхитительно. Это было восхитительно. Трогательный запуганный мальчик, которого так. хочется. себе. Не потому что он удобный безотказный слуга, и даже не потому что хочется освободить его от гнета, а потому что ты представляешь, какой ад у него в голове, и каким убийственным бойцом он станет, если отучить его бояться. И потому что интересно. Заставлять его смотреть себе в глаза, гладить по голове, учить танцевать... Безобидно и бескорыстно развлекаться, чтобы так чудовищно лохануться, и грызть потом себе локти, что уже не сможет порвать его на куски за то, что он якобы сделал с Этаном.
Очаровательный перевертыш. Жаль, я толком не видела перевоплощений, уверена, разница была невероятно эффектная.

Спасибо Залану. За вежливого, вкрадчивого, ничему, казалось бы, не удивляющегося неправильного тремера. За то, как просто принял сотрудничество, внимательно слушал и понимал рожденные воспаленным мозгом метафоры. Было почти весело телепатически сидеть у тебя в голове под затемнением, пусть ситуация вокруг была отчаянная и тупая, показательно, что я пошла именно к тебе. В принципе, ощущение единства «нормальных личностей в творящемся дурдоме» было удивительное для малка и очень приятное. А ещё Залан внушал уверенность. Как он тихо извинился, когда впервые принес новость, что Этан — инферналист. Как положил руку Василисе на плечо, когда она вцепилась в него, просто потому что он рядом: не-живой и нормальный, а её уносило. И вот про диалоги тоже:
— Как ты думаешь, мы можем справиться с этим?
— По идее: должны.
Отличная вышла связка, и я искренне надеюсь на шанс как-нибудь ещё поговорить.

Спасибо остальным тремерам, потому что до чего же нежно я люблю ваш клан мальчиков из закрытой каталической школы! Вы отлично ходили стайкой и выглядели таинственно. А вообще Герхарду спасибо за неожиданно-вменяемого котика, планы по спасению Этана и приглашение в капеллу. На свете мало более любопытных вещей, чем капелла тремер изнутри, даже если я не выйду оттуда х) А Александру за сеанс иглоукалывания в подвале, потому что это лучшее, что можно было сделать, когда начались громкие, важные, бессмысленные переговоры. Надо будет повторить.

Спасибо Клевер за сородича, понимающего и содействующего, напоминающего, что мне убивать — весело. Умирать — не очень. Спасибо Фатиме за снятие навязчивой идеи. Фаризу за то, что пойдет за Джером, на которого не хватило всех сил объединяющихся сект. Спасибо Мазаю за бесящего старика, который превращается в Ктулху. Святославу за «ну и как с тобой говорить?». И всем прочим, с кем пересекались наши пути в этом трижды проклятом элизиуме.

@темы: незнакомцы

---

Yet always in doubt, and never in doubt of we.

Узнала много интересных вещей.

Что на концерты восхитительно ходить с танцующими людьми, потому что вместе музыка, свет и то, что они умеют делать со своими телами это восторг вплоть до какого-то транса. Что сама могу танцевать от души, и вроде даже ничего, и долго-долго, не складываясь и не задыхаясь. Что мне вообще-то очень нравится ходить на концерты. Да, это была Мельница, и у меня дома лежит самолетик, из тех, что пускали люди с балконов под «St. Exupery Blues».

Что на игровом адреналине совсем не холодно выходить на улицу босиком в октябре. Что вроливаться в безумие легко и весело. Что я всё-таки до глубины души влюблена в Мир Тьмы. Теперь я хочу себе своё разбитое зеркальце на цепочке, потому что мой первый персонаж VtM — малкавиан, которых я всегда хотела и боялась сыграть. И, как это бывает с малкавиан, он просто упал мне на голову.

Что год замужем одновременно удивительно долго и не. Что отмечать вдвоем в девять утра пиццей и холодным сидром под забавную новую серию «Доктора Кто» бесценно, даже если кто-то один здесь всю ночь не спал. Что, видимо, повторим через год, и что дело, конечно, не в датах. Но по поводу даты у меня бесценный подарок <З

Что с этой осенью у нас удивительно нежные отношения, даже когда начинает дождить. Давно живу так, как будто все времена года — одушевленные, а тут начинаю понимать, что каждый год одушевленные по-разному.

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи, гном и хоббит

---

Как же Той готовится к VtM?

@темы: незнакомцы

---

Эльф, маг, Серый Страж.

По немногочисленным просьбам трудящихся игравших: отчет-хроника Сулаин. Тонна текста, ОБВМ, хронология может хромать во имя связности повествования (да и игра не вчера была).
А ещё я не знаю, зачем его СТОЛЬКО, дописывала из чистого принципа. Ребят, ребят, кажется, я упоролась.
Anyway, enjoy!

Развернуть свиток.

Лаин выползла на задание в Кэтскилл из очередных руин. Пошли слухи о том, что в окрестностях встречаются подозрительные твари и, если это то-о-чем-все-подумали, действовать следовало быстро. За свою недолгую карьеру, эльфийка встречалась с порождениями только на Глубинных Тропах, но один из входов располагался как раз неподалеку от Кэтскилла. Некогда запечатанный, но мало ли, что могло случиться? Да, Лаин, ситуация не из приятных, но нет поводов для паники. Это просто твоя работа...

Приехать утром, проспать весь день и, проснувшись, метаться по комнате в полутьме, поправляя рубашку, волосы, мантию, не решаясь выйти за дверь, где шумят и смеются. Лаин может спать в руинах, где бродят скелеты, может магией и кинжалом одолеть отряд порождений, а просто выйти из комнаты в людный трактир — тяжело. Предыгровая паника Той красиво перетекла в тот момент в игровую — Лаин, открыв для меня неожиданный лейтмотив «не такая уж ты и сильная, не такая уж ты и храбрая, пока никто не смотрит» Хорошо, что никто не видит.

Атенриас улыбается, челка падает на глаз. Они бродят вокруг трактира, говорят про сгоревшие дома и нападения «странных тварей». Лаин старается звучать беспечно. Он — вот это неожиданность! — работает на Орлей, и нельзя не смеяться:
— Ты теперь послушный орлейский пес?
Кажется, Атенриас не обижается, по крайней мере, он готов заказать им обоим горячего вина. Почти как в старые добрые времена, приятель.

Элден, страж-Констебль, любитель книг и противник политики Вейсхаупта, спускается со второго этажа. Лучшего напарника Лаин пожелать не могла. Они работали вместе всего пару раз, но его легко понимать. Что было, что есть, кто что делает дальше. Тут действительно были порождения и послушница, Люси, вышла из нападения с пустяковой царапиной, но... царапины же не бывают пустяковыми, если речь идет о скверне? Элден присмотрит за девушкой, пока это лучшее, что они могут сделать для неё.

Трактир постепенно набивается всякими, и знакомых лиц подозрительно много. Эруя ласково приветствует её на эльфийском и незамедлительно удаляется вести долгие беседы наедине с Райеном, местным «сторожевым псом», огрызающимся, что, мол, они, простые смертные тут выполняют работу Стражей. А сам ведь хотел в Орден когда-то, просто потому что она была Стражем. Хотел, хотя боялся...
Лаин растеряна и зла. Что не успела ответить ничего дельного. Что учитель, которого она не видела больше четырех лет, предпочитает ей какого-то деревенского паренька. Что у самого деревенского паренька не нашлось для неё доброго слова и взгляда. На сам факт того, что её задевает последнее, тоже зла.
Элден встрепенулся:
— Он тоже видел порождений? С ним нужно поговорить.
— Я поговорю.
Следом появляется Крис, жизнерадостно рассказывающий о своём побеге к умирающей сестре. Вот кого время совсем не изменило, как был бестолочью, так и остался. Они не обменялись ни единым письмом с тех пор, как Лаин покинула Башню. Не ожидала увидеть его когда-нибудь. Не ожидала, что будет так рада. Они с Конрадом идут с самого юга Ферелдена. Там тоже порождения. Досадно...
И, наконец, делегация из Тевинтера. Лицо магистра кажется ей знакомым... Но нет, пожалуй, такого не может быть. Это только кажется. Как так может быть? Так не бывает.

Лаин с Эруей бродят по границе между лесом и деревней. Он рассказывает о своих находках, о том, что Райен — его брат, но об этом никому не стоит говорить, о порождениях, встреченных по пути. Опять порождения! Хочет сказать ещё что-то важное, но их привлекают голоса в лесу. Тевинтерские рабы в темноте ищут четки, потерянные хозяином. Потрясенная бессмысленностью и опасностью этой затеи, ругаясь сквозь зубы, Лаин зажигает в ладони небольшой огонёк, чтобы хоть как-то помочь подневольному эльфу. У Эруи нет не это времени, он собирается идти, но Лаин ловит его за рукав:
— В двух словах, о чём ты хотел мне рассказать?
— Эльфийское наследие!
Четки они так и не находят, но приходит другая рабыня, и разрешает этому идти в трактир. У Лаин оторопь от этих подневольных пустышек.

Удается ухватить Райена в тихую темную комнату, узнать, где это он успел поработать Стражем. «Ничего особенного»: порождения забили храмовника, Райен забил порождений, а потом, как не в чем ни бывало прогулялся до древнего тейга. Вход на Глубинные Тропы открыт, отличные новости! Впрочем, это было предсказуемо. Но вся эта история... для деревенского мальчика-следопыта недурно. И необычно. Но Райен цел, его не задело и он как будто даже удивляется её вопросам. Лаин сама не понимает, в какой момент и от каких слов электризуется воздух в комнате, но она не хочет ссориться сейчас, и так невесело.
— Я думаю, ты можешь идти.
Мальчик издевательски улыбается:
— Спасибо за разрешение.

Храмовник из Орлея бахвалится перед долийцем, что последние эльфы, которых он видел на Священных Равнинах, были мертвыми. И тут же учтиво принимается расспрашивать Лаин об Ордене. Хочется заехать ему по лицу. Может быть. Когда-нибудь. Потом. Сейчас она улыбается.
— Что же делает вас такими особенными?
— Ну... то, что мы особенные, нет?
Когда храмовник отворачивается, Атенриас, дурачась, передразнивает его повадки. Лаин смеется.

В комнате, отведенной Стражам, сумрачно, лица Элдена не видно. Лаин рассказывает, где, по наблюдениям её знакомых, встречались порождения тьмы в последние пару дней. Он молчит.
— Скажи это уже вслух! — просит Лаин.
— Это Мор, — выдыхает Страж-констебль свистящим шепотом.

Райен, Элден и послушница Люси тоже узнали в тевинтерском магистре бывшего Стража. Лаин пытается оправдать Шонахана. Как, по их мнению, за четыре года чужеземец может стать тевинтерским магистром? Орден и так проглотил его смерть, как любую другую, не подавившись, оставьте его в покое, это не может быть он! Райен шипит что-то про магию крови, как будто считая, что у Стражей это в порядке вещей, и Лаин от злости срывается на крик:
— Я не пользуюсь магией крови!
Когда она остается одна, это неожиданно становится первой зацепкой: можно ли с помощью магии крови занять чужое тело? Мертвое тело? Оскверненное тело? Тут вспоминаются книги из Вейсхаупта и Древние Магистры, одного из которых убили неподалеку отсюда множество лет назад. Внутри холодеет.

Элювиан блекло мерцает, отражая свет заботливо зажженных кем-то свечей. Не обязательно смотреть на него, чтобы чувствовать в нём скверну. Отвратительно. Видеть бесценную реликвию такой — отвратительно. Сзади ругаются на Криса, который полез его трогать. Он не мог не заразиться, для него теперь есть только два пути... Лаин не успевает сказать об этом, Эруя достает из-под плаща черный кинжал. Нет, не так: Черный Кинжал. И вокруг как будто заканчивается воздух. Лаин успевает выдохнуть только:
— Он существует...
— Надо только знать, где искать, — замечает учитель.
Значит, у Криса есть шанс. Эруя аккуратно Кинжалом пускает ему кровь (это всё?) и отправляет с храмовником на карантин. Лаин неспокойно: это не магия, это скверна. Но той скверны здесь целый элювиан, и это важнее.

Она обещала Элдену вернуться быстро, но не выходит: Лаин не может отойти от оскверненного зеркала. Здесь тевинтерская магистресса, разглагольствует о ценности и опасности таких артефактов. Кому она это рассказывает? Впрочем, удается расспросить её о магистре-Страже. И правда, у него ферелденские корни... Даже родство с «людьми, которые сношаются с собаками» не мешает стать магистром в Тевинтере, если ты докажешь свои способности. Может, и правда просто Шонахан, никакого древнего зла? Теперь Лаин и рада бы поверить в это.

Неподалеку слышатся крики, голос Криса пополам с хохотом: «я хочу убивать!». Забыв о зеркале, Лаин бросается туда, но, когда она поспевает, тело мага уже бездыханно. Она падает на колени и возрождает его, даже оскверненного. Кричит:
— Всем разойтись!
— Почему мы должны слушаться вас? — слышится из вооруженной толпы.
— Потому что я хочу, чтобы все остались живы!
Элден присматривает за ними, а Лаин бежит к Эруе за Кинжалом. В присутствии артефакта Крису быстро становится легче, но сам Кинжал замечает проклятый магистр. Лаин шипит, что они могут поговорить об этом, когда они разберутся с этой... ситуацией, и в сопровождении храмовников уводит Криса в трактир. Надо обезопасить его от людей и людей от него и, главное, понаблюдать за работой Кинжала... По пути она проклинает Криса за то, что полез к зеркалу, но, пока он ходячий объект экспериментального лечения, злиться не выходит.

Там, в трактире, она впервые слышит Зов. Музыка, превосходящая всё на свете, рвет её сознание в клочья. Кажется, она оседает по стене, Крис кричит ей что-то, в дверях... Эруя? Лаин чувствует, что у неё считанные секунды до того, чтобы сдаться музыке. Она просит присматривать за Крисом, за Кинжалом и бежит на улицу, на морозный воздух, как будто он может спасти её, как когда перепил и стало тяжело дышать. Мыслить ясно не получается, ничего, со мной ничего, я просто слышу музыку...
И тут она понимает, что не единственная, кто отозвался на неё. Они идут.
— Они идут! — кричит Лаин в голос. — Порождения тьмы идут!

На границе леса собрались все или почти все, кто в состоянии держать оружие. Порождения медлят, прячутся в тени деревьев, кружат, отвратительно шипя. Лаин пытается уговорить всех укрыться в трактире.
— Это дело Серых Стражей!
— И сколько вас, Серых Стражей? А порождений сколько?
Я не вижу и не чувствую, сколько именно их, храмовник, но как ты не понимаешь, что скверна равняется смерти для тебя? У нас есть лекарство, но ты не знаешь о нем ничего, а я знаю непозволительно мало. Кому перерезать тебе глотку, если ты превратишься в вурдалака? Мы точно сдержали бы эту волну, но нет смысла тратить на споры время и силы, в конце концов, она никудышный командир. Лаин просто старается быть между строем защитников Кэтскилла и гранью леса.

Из тяжелого ранения амулетом поднимает Атенриас. Райен с беспокойством в глазах делает было шаг навстречу: «Лаин, ты в порядке?». В порядке, кто-то просто за одну битву израсходовал половину своих ресурсов, ничего страшного.
Твари отступают, и Лаин вспоминает, откуда ушла на Зов. Как там Крис?
Не объяснившись, она убегает с поля боя и находит молодого мага в агонии на полу — Кинжал кто-то забрал. Не доглядела. Лаин пытается вернуть всё, сделать правильно, но Крис умоляет посвятить его в Серые Стражи. Он не верит в исцеление. Он не хочет назад в Башню. Лаин просит Эрую всё-таки вернуть Крису Кинжал, чтобы дать ей время.
— А теперь всем выйти, быстро! Ритуал это таинство. Дайте мне две минуты.
Склонившись над другом, она читает нараспев старинный текст Посвящения и вынимает из сумки сосуд с обработанной кровью. Дальше — удар по голове и темнота. Когда она приходит в себя, Крис уже почти откашлялся, остатки крови разлиты по полу. Держась за больную голову, она спрашивает, что происходит, и получает ответ, что Черный Кинжал украден рабом тевинтерского магистра. А Крис? Крис оказался достаточно стойким. Теперь этот яд — часть его самого. Он сам хотел этого, да будет так.

Ещё не оправившись от головной боли, Лаин вылетает в общий зал трактира и видит, что магистр как раз удаляется в комнату — комнату, отведенную тевинтерцам и Серым Стражам, что почти лишает последних прибежища — со своим рабом. Не успев толком подумать, она идет за ними, предъявляет обвинения, которых не слышит никто, кроме этих двоих, и обыскивает раба. Но, разумеется, у того ничего при себе нет. Об этом можно было догадаться, Лаин, но кто-то здесь немного теряет контроль над эмоциями. Тевинтерец-Шонахан вещает что-то про то, что она, «свободная эльфийка» почему-то вводит его рабов в ужас. Лаин очень рада, что воришка в ужасе, но она бессильна. Кинжала нет, Кинжал потерян. И неясно, что приводит её в большее отчаянье: сам этот факт или то, что она подвела Эрую.
Так или иначе, здесь ей сейчас делать нечего. Скорее всего, артефакт ещё проявит себя.

Делать публичные заявления — значит, привлекать к Кинжалу лишнее, нежелательное внимание. Лаин идет искать Эрую, надо рассказать ему, что случилось. В общем зале она слышит, как Криса поздравляют со становлением Стражем. Увы, у неё нет времени поучаствовать. Эруя не злится, но говорит, что в руках Сатурния теперь единственная вещь, которой можно было его убить. Он знает, конечно, он знает. В конце концов, все видели, как магистр прогонял порождений, просто велел им убираться, и они убирались. Сомнения? Никаких сомнений.

Лаин и Элден сталкиваются у входа в трактир. Конечно, он тоже слышал Зов. Нет, брат мой, не может быть такого, что нам обоим пора. Но возможно нечто гораздо более невероятное. В библиотеке Вейсхаупта Лаин находила книгу, где говорилось, что скверна позволяла тем самым древним магистрам перерождаться в телах Стражей. Оскверненных телах. Элден и Лаин оба помнят, что Шонахан уходил искать источник некого зова... Лаин уверена, что он нашел. И умер. И источником этого зова был именно Сатурний.
Элден просит: поговори с ним о чём-нибудь, что может знать только Шонахан, он хочет понять, осталось ли в Сатурнии хоть что-нибудь от их брата. Лаин думает, может, спросить напрямую?.. О чем мог знать только Шонахан? Да ничего особенного он не знал. Ничего... запоминающегося. Разве что пойти и прямо на кровати их общей комнаты посмотреть, о чем расскажет его тело: инстинктам сложнее лгать, чем сознанию. Любопытно. Противно, но любопытно. Лаин могла бы потратить на это время, если бы всё её существо не кричало ей: «ничего не осталось, от Шонахана ничего не осталось».

Вместо этого она занимается другими полезными делами: невзначай рассказывает тевинтерской магистрессе, что, возможно, именно её спутник зовет сюда порождений. Осознанно или нет. Выясняет, что он украл у неё амулеты, найденные в местных руинах. Те самые амулеты, про которые ходит древняя эльфийская сказочка. Ожерелье, что усиливает связь с Тенью и браслет, что ослабляет. Какая потрясающая редкость! Какие возможности для исследований! И какая опасность в руках непредсказуемой древней твари. Выясняет, что Люси действительно отравлена скверной... но меняется так медленно. И таким странным образом. Элден явно близок с ней.
— Ты понимаешь, что, возможно, её придется убить?
— Да.
— И ты хочешь сделать это сам? Ты сможешь?
— Да.
Какие красивые и извращенные идеалы в нашем Ордене, брат. Никто больше не требует такого. Мне кажется, это неправильно. Но я бы ответила так же.
— Возможно, есть способ спасти её, ты видел Кинжал. Но я не знаю, где он сейчас, я не знаю, как он работает... Скверна может успеть взять над ней верх.

У кромки леса опять толпа. Очередная экскурсия в руины? Надо бы рассказать им, всем, что там оскверненное зеркало, чтобы никому больше не пришло в голову его трогать. Надо бы и про древнетевинтерского гада им рассказать, но ведь её сочтут чокнутой. Поэтому Лаин зачем-то рассказывает только про вора-раба, и ещё долго объясняет Райену, что нет смысла идти за ним сейчас. Был бы смысл — она не стояла бы тут. Украденного у него нет, как и в чем ты его обвинишь? К тому же, скорее всего, он делал это по приказу господина. Лаин сомневается, что без приказа господина это существо способно на что либо.

Райен вообще... маячит. Лаин досадливо морщится, замечая, как замечает его. То с Эруей, то с Логейном, то с этой трогательной блондинкой, хозяйкой трактира. Собаки мальчик так и не завел, зато девочку... Лаин то и дело ловит на кончике собственного языка какой-нибудь комментарий по этому поводу: то язвительный, то почти искренне-радостный. Язвительный чаще, но всё как-то не к слову, да и поймет ли он вообще, о чём речь? Вместо того и этого, в какой-то момент, наливая себе горячего вина, она предлагает Райену рассказать ей как-нибудь после, как он провел это время, отчего, пустившись в путешествия, так быстро осел, про собаку, опять же. Мальчик отвечает «может быть», таким тоном, как будто это «может быть и соблаговолю». Бесит.
Бесит и почти пугает, когда набрасывается, злясь и шипя сквозь зубы. «Может быть, вы не заметили, но у этого вашего бывшего Стража уже узоры от скверны видны», имея в виду, конечно, Сатурния. Лаин знает, чувствует, но не успевает за всем, они как-то упустили часть про «бдительность в мире», и ей одной этого не наверстать. Так что спасибо, конечно... но как бы объяснить, что здесь столько проклятой скверны, что иные Стражи решили бы, что безопаснее вырезать всех, кто находится в этой деревне?

Зато Атенриаса нигде не видно. Он, конечно, телохранитель орлесианцев, а те отсиживаются себе на втором этаже... Но надо бы, если будут свободные полчаса, забрать его и сводить посмотреть на элювиан. Он же всё равно проберется туда, а с Лаин это гораздо безопаснее, чем без неё.
Правда, если Лиан замечает его, то замечает в обществе тевинтерской магистрессы. От кого-то из его спутников она даже слышала упрек, будто Джарр «сменил госпожу». «Госпожа»... такое неподходящее Атенриасу слово, будь то аристократка из Орлея или магесса из Тевинтера. Но, вспоминая, как последняя интересовалась элювианом, Лаин думает, что они могли найти общий язык как раз на почве древних эльфийских артефактов? Он же слывет тут большим экспертом по последним, даже приблудившийся долиец знает Джарра, потому что именно он таскал в Кланы те ценные штуковины, что они с Лаин находили вместе.
С магистрессой, впрочем, гулять по руинам вроде как тоже безопасно, по крайней мере, проклятого зеркала она боится в должной степени.

В какой-то момент Лаин понимает, что тайны Ордена здесь и сейчас могут идти лесом, и просит Элдена пойти к Логейну и рассказать ему всё, что он считает нужным. Как можно больше. Желательно, чтобы этого было достаточно, чтобы взять Сатурния под арест. Он слишком опасен со всеми магическими побрякушками, которые собирает. Пусть ему хоть немного укоротят руки, желательно с помощью храмовников. У нас, если что, есть свидетель, который может подтвердить, что кто-то, ужасно похожий на него, пользовался магией крови четыре года назад на территории Ферелдена. Не густо, но достаточно для... первичного разбирательства? Лаин почему-то кажется, что политическим скандалом это не грозит. Сатурний не похож на кого-то, кто готов устроить политический скандал.
Элден соглашается, Элден займется этим. Замечательно.

В комнате Стражей и тевинтерцов почему-то находятся Эруя и Райен. Лаин просто искала тишины, но она рада видеть этих двоих. Одному из них она верит настолько «безоговорочно», насколько умеет. Второму верит первый. Весь вечер, пока их было двое, они сторонились общества, но Лаин слишком измотана для социальных плясок. Она садится рядом с ними прямо на пол и рассказывает всё, что знает о сложившейся ситуации. Кинжалы, магистры и зеркала. Кажется, понемногу они втроем дополняют мозаику друг другу. Например, Лаин не ошиблась, послушница-Люси выбаливает вовсе не в вурдалака, а в нечто, подобное Сатурнию. Что за тварь её ранила, в таком случае? Или кто-то просто выбрал для себя её оскверненное тело так же, как Сатурний выбрал Шонахана?
Эруя... белый, тихий. Не такой, как всегда. Лаин спрашивает, в порядке ли он и чем можно помочь, а получает исповедь о том, что учитель её связан с духом Знания, и духа этого контролирует не слишком хорошо. В Круг назад ему нельзя. Ну, значит, нельзя, мало ли способов не возвращаться в Круг, если ты на свободе? С филактерией проблемы будут, но неужели не обойдем? Я понимаю всё, что ты говоришь о проклятой политике... Но давай сейчас, главное, выживем, а потом мы со всем справимся, обязательно.
— Сейчас нам нужно быть там, снаружи.
— Ты уверена?
— Нет.
Лаин держит учителя за руку. Связан с духом. Значит, одержимый. Не одно и то же, но пугающе близко. Она не может сейчас понять, тяготится ли Эруя этим договором или ему нужны только свобода и покой. Свобода и покой — ужасно много для «только», если ты маг. Она очень хочет ещё говорить об этом, но за дверью их тихой комнаты что-то происходит, и сейчас действительно не время говорить. Сейчас время беречь друг друга и разбираться с местным адом, потому что больше некому.
Лаин зарубает себе на носу: «Присматривать за учителем, помочь, если потребуется».

На крыльце трактира Лаин ловит Крис и, душевно благодаря её за спасение, из-под тишка вручает бутылочку лириума. А это кстати, мальчик, спасибо! Конечно, у мага, даже Стража, не должно быть при себе лириума, но это вряд ли станет серьезной проблемой для кого-то из присутствующих в творящемся бардаке, тем более, что в бою она лечит всех, не разбирая. Оттого и полупуста.
А Крис, конечно, хочет знать больше о том, кем он стал.
— Если мы переживем эту ночь, я расскажу тебе всё, о чем спросишь, и даже больше, — ласково улыбается Лаин. Настолько ласково, чтобы это «если» не слишком его насторожило.

У элювиана в руинах Эруя, Лаин, Логейн и две его священных меча. Эруя пересказывает в двух словах легенду про меч Пророчицы и проклятое зеркало, объясняет, что тот, кто нанесет удар, может умереть. Но умершего можно воскресить, если он умирает без... осложняющих обстоятельств. Логейн задумчиво предлагает: может, уговорить сделать это того, чья смерть им будет выгодна? Неподалеку от бывшей крепости по лесу бродит орлесианский храмовник. Только ни Логейн, ни Эруя не выпросят у него даже снега зимой. Лаин всё равно, кто разобьет зеркало, но Логейну действительно некстати погибать, особенно в их с Элденом «смену». Можно было бы сходить за самим констеблем, но это время-время-время, потом, захочет ли он сейчас умирать? У храмовника об этом можно не спрашивать.
— Кто здесь? — елейно спрашивает Лаин, ступая в лес.
В ответ ей раздается рев:
— Бриан де Кревкер!
— Вы-то мне и нужны, — улыбается Страж. — Скажите мне, ваша вера крепка?
Дальше она плетет что-то про то, что, возможно, только храмовник может воспользоваться мечем Андрасте, чтобы победить древнее зло.
— А я, как вы знаете, никогда не был храмовником, — замечает Логейн.
— И никогда не смогли бы стать! — опять ревет Бриан де Кревкер.
Потом орлесианец спрашивает, зачем ему спасать чужую землю, требует с Логейна клятв вернуть её во владения Орлея... Лаин мерзко. Человек, торгующийся за свою веру, за потенциальный подвиг — а ведь ему даже не сказали о возможной смерти! — удивительно мерзок. Впрочем, дело здесь явно не только во вражде между странами, на тэйрна у храмовника личная обида. В какой-то момент кажется, что Бриан де Кревкер бросится на Логейна с теми самыми священными мечами. Лаин сжимает рукоять посоха.
Но храмовник всё-таки идет к зеркалу, становится на колено, молится... Потом взмахивает мечами — обоими сразу — но ничего не происходит. Зеркало защищено? Жаль. Лаин вздыхает и, заглядывая храмовнику в глаза, проникновенно благодарит его за попытку, выражая надежду, что, когда маги разберутся с невидимым препятствием, он попытается сделать это снова. И, возможно, всё-таки сложится. Как ему, должно быть, сейчас обидно... Вера так крепка, но древняя эльфийская магия крепче. Впрочем, будем честными: скорее всего он вообще не понял, что произошло.

Эруя идет разбираться с одержимым в отряде тэйрна — куда только смотрят все эти храмовники? Лаин идет пытаться просить магистрессу поставить барьер, чтобы хоть на какое-то время оградить зеркало. Магистрессу она находит в потрясающей компании Сатурния и Райена. Они душевно поедают жареное мясо, болтая о том, почему же Сатурний скрывает свою древнюю оскверненную сущность. Значит, эти карты раскрыты, спасибо, творцы, так гораздо легче. Лаин пытается выяснить, находится ли Сатурний под арестом и, если да, где храмовники, но быстро отчаивается. У неё, в конце концов, дело к обычной, человеческой магистрессе — им и следует заняться...
— Перед тем, как ты ушла, Лаин...
Голос у магистра бархатный, вкрадчивый. И мерзотная привычка обращаться к ней по имени, хотя их не представляли.
— ...я мог бы рассказать тебе о Золотом Городе.
Тут Лаин кажется, что у неё внутри взрывается огненный шар. Конечно! Пожалуйста! Я могу не поверить тебе, но я ужасно хочу услышать. Откуда ты знаешь? Она дергается, ловит взгляд Райена. Вот он — знает. Может ли он осудить её за это? Невероятно древняя история, которую переврали уже десятки раз. Которую никто не видел. Кроме этой твари, и, если тварь расположена к разговорам...
— ...знаешь, Шонахану ты очень нравилась.
Снова взрыв, уже другой, отрезвляющий:
— И ты говоришь мне об этом, сидя в его теле?! Может расскажешь лучше, что случилось с ним, с моим братом?
Магистресса говорит:
— А давайте лучше про Золотой Город?
Райен говорит:
— А давайте, если вы хотите убить друг друга или что-то вроде, то сначала я с ним поговорю?
Лаин пытается подавить в себе гнев и не залепить пощечину гаду в красном балахоне. На самом деле, ей уже все равно, кто с кем будет о чём говорить. Разве что, оставляя Райена с магистром, она оборачивается в дверях:
— Ты уверен, что это безопасно?
Райен усмехается:
— Нет, конечно. Но тут, похоже, не осталось ничего безопасного.
Лаин медлит, Сатурний вздыхает:
— Увольте, вряд ли вы действительно хотите смотреть на драку древнего магистра и одержимого...
Взрыв. Лаин закрывает за собой дверь.

Как во сне, Лаин слушает магистрессу. Что она не может поставить барьер на зеркало. Что она ищет древние заклинания. Что ей не нравится, что у них нет достаточной для Сатурния противоборствующей силы. Что она была бы не против тоже войти в Золотой Город, если знать, как. Лаин думает, насколько это опасно: знать, как. Потому что однажды она и сама могла бы не удержаться. Да, Ужасный Волк её дери, она тоже была бы «не против».
На разговоры о Золотом Городе приходит та, что когда-то звалась Люси. Она называет магистрессу и Лаин «девочками» и рассказывает, как держала ритуал, как была отравлена скверной, как перерождалась в телах дочерей той, над которой когда-то провела неведомый ритуал. Глядя на неё, Лаин думает, что никогда до этой ночи не осознавала полностью, насколько магия сильна и опасна. Кинжал сейчас у Люси. На час, чтобы исцелиться от скверны. Час, время действия — час. Надо будет запомнить. Лаин говорит ей, что хотела бы забрать Кинжал после. Люси отвечает, что Серые Стражи попытаются убить за него. В том числе своих же. Как это было с последним, носившим Кинжал когда-то. Лаин не спрашивает: она очень хорошо представляет, как отреагировал бы Вейсхаупт на такую находку. Орден не должен знать.
Лаин бродит из их теплой темной комнаты в общий зал и обратно, ожидая, когда закончат говорить Райен с Сатурнием. Но эти двое не спешат.

Порождения тьмы с рычанием врываются в трактир. Никакой бдительности в мире, да, Лаин? Неужели ты так громко думала про одержимых мальчиков и золотые города, что не почувствовала, как идут враги? Так бывает? Насколько это должно быть важно для тебя?
Битва короткая и страшная. Из тяжелого ранения поднимает Сатурний магией крови. Лаин почти шипит слова благодарности: не время разбираться в методах, но от методов она не в восторге. Все, кто способен держать оружие, высыпают на улицу, и Лаин следом, задержавшись на пару мгновений возле раненных: кажется, это Льюис и Элден. Уже на улице слышно, они снова идут из леса. К стене привалился едва живой Атенриас. Минус ещё одно исцеление... Эльф с облегчением выдыхает. Лаин всматривается в его лицо:
— Ты в порядке?
— Да, — едва заметно кивает он.
На ходу Страж нащупывает за пазухой бутылку с лириумом. У неё уже есть мана, но будет неловко, если она кончится во время боя. За трактиром лежит Мойра, кричит всем отойти от неё: укусили. Смелая воительница, умная воительница. О тебе позаботятся после битвы. Ещё одной короткой и страшной битвы, где маги из Тевинтера то и дело бьют по площади, цепляя и тварей, и людей, где под конец, когда порождения отступают, орлейский храмовник всё-таки набрасывается на Логейна — у всех на глазах! о чем он думал? — и убивает его. Пока воины разбираются с напавшим, Лаин опуускается рядом с тэйрном, кладет руки ему на грудь и шепчет: «Возрождение». Тэйрн делает судорожный вздох. Последнее сложное заклинание на сегодня, если не влить в себя ещё голубой дряни. По обеспокоенным взглядам товарищей, Лаин понимает, как хорошо видно, что она не в порядке.
— Джарр, скажи мне, у тебя ведь есть лириум?..
Атенриас неожиданно щедр и обещает сейчас принести. Видимо, делиться не вполне легальными наркотиками входит в его понятия о дружбе. Крис, попавшийся на пути, шепотом спрашивает, не подойдет ли кровь. Лаин почти кричит на него, что нет. Не ожидала. Разочарована.

Райен отзывает её в сторону, заговорщически вопрошает:
— Ты же не собираешься рассказывать никому, что сказал тебе магистр? Об одержимости?
Лаин сообщает мальчику, что у него есть уникальный шанс убедить её этого не делать: честно рассказать, что всё это значит. Не то что бы она собиралась кому-то говорить, но почему бы не сыграть козырную карту, раз уж такую дают в руки?..
— Да ничего не значит, — пожимает плечами Райен.
— Если ничего не значит, то тут нечего скрывать?
Повисает недолгое молчание. Лаин очень спокойно прикидывает, способен ли он убить её, чтобы наверняка молчала?
— Разве я похож на одержимого? — спрашивает Райен.
— Иногда... Когда злишься.
Страж вспоминает сказочку про оборотней: эльфов, слившихся с демоном гнева. Эльфов или полуэльфов, «которые выглядят в точности как люди». Картинка складывается. Она кладет руку Райену на плечо и просит:
— Расскажи мне, что случилось.
И он рассказывает: про магистра-Шонахана, круг призыва демона и падение с дерева. Райен говорит, что теперь уже совсем контролирует демона. Что победил его. Что оказался сильнее. Теперь он чует всякие интересные вещи. Лаин слушает молча. У неё в голове мешаются демонические страшилки из Круга, воспоминания о трогательном мальчике, который боялся пауков, мысли о том, что это схоже с инициацией Стражей, тот же принцип, принять в себя нечто смертельное. И осознание, что от этого есть «лекарство», тот самый браслет, что снижает связь с Тенью, украденный у магистрессы. Здесь! В этом трактире! Сегодня! И только потом она замечает, как пристально Райен следит за её реакцией. Как он, должно быть, напуган, раз так хорохорится. Тогда Лаин обнимает его. Это и извинение, и принятие и как будто попытка защитить. Когда она отстраняется, глаза у мальчика большие и растерянные. Лаин улыбается:
— Извини, если я выгляжу так, как будто жалею тебя... Это другое.
И это другое, к сожалению, не выразишь словами.
— Мне кажется, я знаю, что можно сделать с этим, — добавляет она почти шепотом.

Потом Атенриас всё-таки приносит ей лириум, и после второй бутылки жизнь совсем перестает казаться медом, но вспоминать об этом потом будет мешать противная туманная дымка. Всё немного смешивается, взбалтывается... И этого всё равно недостаточно. Все, кто умрет безвозвратно отсюда и впредь — на совести убийц. Она кончилась.
— Этого достаточно? — спрашивает Атенриас.
— Да, спасибо, — врет Лаин, тепло улыбаясь. А то возьмется ещё тащить ей лириум откуда угодно, нет, спасибо. Выпей она ещё, совсем крыша бы поехала, наверное.

Пока тихо после прогремевшей бури, Лаин идет поговорить с древней тевинтерской тварью в красном балахоне. Золотой Город? Шонахан? Знаешь, всё это очень интересно, но вообще я хотела спросить, где браслет, который ты выкрал у своей спутницы? Ах, понятия не имеешь, не интересовался вообще, а украл просто так, чтобы неповадно было тайны от тебя иметь. Ну ты и дрянь. Спасибо на том. Дальше как раз можно про Шонахана или Золотой Город, а может, про Черный Кинжал, всё это ужасно интересно. Уже без иронии. Ну и что, что ты мой идейны враг?..
Но узнать ничего интересного Лаин не успевает.
— Эруя! — слышатся громогласные вопли откуда-то из главного зала, — Эруя!
Лаин проталкивается сквозь толпу и видит, что неудивительно, Эрую и стоящего напротив него Атенриаса с клинками наготове. У последнего узоры скверны на лице. Лаин чувствует непреодолимое желание ударить его по голове посохом как следует. Почему нельзя было сказать раньше и не доводить до того, чтобы бросаться на людей? Эруя берет отравленного в ледяную хватку, а Лаин тащит в комнату, где уже лечат Кинжалом Мойру, то шипя на него, то крича:
— Почему ты мне не сказал?!
— Он не может тебе ответить, — замечает Эруя.
— Мне плевать! — отрезает Лаин и задвигает начавшему отмерзать другу пощечину, прежде чем учитель оглушает его.
И вот, когда они уже почти приспособили двух отравленных к одному артефакту, Лаин снова слышит Зов. На этот раз слишком близко, чтобы сопротивляться.

Через некоторое неочевидное количество минут Лаин обнаруживает себя на коленях, загораживая грудью от любых потенциальных напастей задремавшего Сатурния. Пожалуй, это худшая вещь, которую когда-либо творила с ней скверна, злейшая из шуток. Но чтобы быстро забыть об этом позоре, достаточно просто вспомнить, что, раз она услышала Зов, его могли слышать и порождения тьмы. Двое в соседней комнате уже отравлены скверной, и Лаин не хочет поднимать шума, чтобы их не стало больше. Вместо этого Страж спрашивает ту, что звалась Люси, может ли она по праву одного из древних магистров велеть порождениям идти прочь, если они вздумают явиться?
— Конечно, — отвечает та мелодичным голосом. И они, две девушки, тихо выходят, чтобы посмотреть, идет ли опасность?
В дверях Лаин ловит Логейн, держащий под локоть испуганную дочь умершего старосты. Хочет узнать, отравлена ли девушка. Лаин закрывает глаза: едва-едва, но скверна уже ощущается в ней.
— Да. Мне жаль.
Она просит тэйрна отвести её к остальным, а сама бежит догонять послушницу-магистрессу. У леса холодно, темно и потрясающе тихо. Как в руинах, где уже никого живого, кроме тебя. На Лаин наваливается ощущение ужасной усталости от всех этих людей, криков и беготни.
Они стоят пару минут молча, но тишина не сменяется шипением порождений. Кажется, в этот раз миновало, кажется, ничего не случится. Впрочем, «Люси» соглашается побыть здесь ещё недолго, приглядеть за лесом, не идут ли. Лаин смотрит на её лицо, так неуловимо изменившееся за последние несколько часов... Вероятно, дело в выражении. Лаин смотрит и чувствует в ней скверну, но не испытывает ничего, кроме благодарности.

А потом все начинают умирать у неё на руках. Три отравленных скверной, чье заражение протекает очень быстро, один артефакт, способный свести это на нет за час, но только для одного. Несколько глотков обработанной крови, что осталась у Элдена. Логейн, который требует, чтобы лечили Мойру. Атенриас, который всё ещё без сознания. Древний магистр, над телом которого скверна тоже властна, и это очень плохая новость. А его немедленное убийство с целью обезопасить всех может стоить им одного из Стражей. Лаин чувствует, что тонет в этом всем. Она объявляет Право Призыва над Атенриасом, и Эруя говорит:
— Твоя отвественность. Но ты ведь понимаешь, что он придет убивать меня, как только встанет на ноги?
Лаин не понимает. Она качает головой:
— Я ему не дам.
Потом Эруя уходит, потому что появился шанс узнать, как уничтожить элювиан, и это важнее.
— Я справлюсь здесь, — говорит ему Лаин, и он ей, кажется, верит, а она себе, кажется, нет.
Логейн снова напоминает, что Кинжал должен достаться Мойре. Лаин указывает на нежную трактирщицу, девочку в красивом платье:
— Значит, вы хотите, чтобы мы приняли в Стражи её? Она не воин, и никогда не станет им.
Тэйрн затихает, обдумывая.
Райен предлагает дать ему Кинжал, чтобы он уже пошел и убил магистра. Лаин просит его забыть об этой идее немедленно. Они не знают точно, как работает артефакт, а Райен... нужен ей живым? Как-то так. Так или иначе: сначала лечение, потом убийство.
Она бесцеремонно срывает приватную беседу Элдена с орлесианцами, даже не извиняясь, просто ввалившись в комнату и сухо отрапортовав, что творится внизу. Он приходит с какой-то керамической трактирной «чашей», выливает туда их ядовитое лекарство... А потом все просто умирают. Кто-то от скверны, кто-то от меча Логейна, потому что стало уже слишком поздно.

Сначала Атенриас. Лаин опускается на колени и чувствует, как плачь и крик подступают к горлу, а следом за слезами, как штормовая волна, поднимается ярость. Она злится на себя, порождений, на друга за то, что молчал. Лаин знает, что значит для неё такой гнев, но как будто ничего не может сделать. Она не уберегла Атенриаса. Что-то ещё имеет значение?..
На плечо ей опускается рука Райена:
— А знаешь, он ведь видел меня... не в лучшем виде. И не испугался.
И гнев отступает. Остается печаль. Остается опустошение. Остается нежность. Лаин легко касается лица умершего друга:
— Он же без башни... был. Я не знаю, возможно ли вообще было его испугать.
И отступает. Во всем теле ещё живет легкая дрожь от осознания того, что случилось с Атенриасом, и что могло случиться с ней. Но нельзя смотреть. Нельзя думать. Не сейчас.

Потом Мойра. Смелая воительница, умная воительница, прости.

Потом хозяйка трактира. Её так трясет от глотка из чаши, что Лаин кажется: выживет. Но нет. Не выдерживает. Не достаточно сильная. Элден горько качает головой. Райен, стоящий над ней, тихо спрашивает:
— Значит, вот как становятся Серыми Стражами?
Лаин кивает. И теперь её очередь тенью вставать за его плечом.
— Она была тебе дорога?
— Она была... хорошей. И всегда была добра ко мне.
Лаин берет его за руку. Они вдвоем, потерянный Элден с пустой чашей, кажется, ещё кто-то, некоторое время молча стоят в комнате с тремя трупами. И так же молча расходятся.

Кинжал возвращают Сатурнию. Все забыли об идее немедленно убить его, и Лаин рада. Во-первых, они так и не успели поговорить, во-вторых, его власть над порождениями ещё может пригодиться, в-третьих, куда уж больше безжизненных тел. Древний магистр говорит о том, что хотел бы, чтобы Черный Кинжал после этой ночи достался Серым Стражам, мол, может, им удастся сделать хоть что-то полезное. Лаин удивлена. Пока никто как будто не против отдать ей бесценный артефакт, за которым она охотилась четыре года. В её представлении это странно. Такие вещи просто не могут доставаться без боя.
Сатурний шутит что-то про то, не стать ли ему самому Серым Стражем, Лаин отвечает, что, возможно, приняла бы его в Орден, вот только, какая ирония, он уже Серый Страж.

Теперь Лаин больше всего боится остановиться и осознать, что случилось. Поэтому она бежит к Эруе, который засел на втором этаже, спросить, не нужна ли ему помощь. Как в старые времена в Круге, когда она даже представить не могла, что бывает такой кошмар, биться над бумагами, на которых вопросов больше, чем ответов. Но помощь учителю не нужна. Можно было бы нанести «визит вежливости» орлесианцам, сказать, что их телохранитель умер, но... говорить это вслух? Да и что тем орлесианцам до Атенриаса, на самом деле? Они и имени-то его, поди, не знали.
Спускаясь, Лаин слышит, Райен объясняет какой-то темноволосой девушке (тоже из Орлея? как будто смутно знакомая), что, не уверен, что хочет с кем-либо уединяться. Не потрудившись вникнуть в суть, Страж усмехается:
— Прямо-таки ни с кем?
Райен смотрит на неё, улыбается уголком рта и бурчит что-то про то, что вот с ней, Лаин, может быть, иногда.
— Пошли подышим воздухом? — просит она тихо.

На улице снег. Ранний, обжигающий холодом, мелкий снег. Он ложится на темную землю, как седина. Кажется, какое-то время Лаин и Райен говорят о снеге. Потом — об Атенриасе. О Джарре. Об этом стукнутом эльфе, который мог просто так прирезать пару храмовников, кататься на оборотне или проникнуть в Башню Круга, вплавь перебравшись через чертово озеро. Когда Лаин говорит об этом с Райеном, получается не так больно и страшно, как она думала, хотя прошедшее время режет ножом. Впрочем, она ещё не может говорить вслух о том, что это она, Серый Страж, не смогла уберечь от скверны того, кто ей дорог. Что лучше бы она сама умерла десять раз. Что больше она никого не может потерять: сегодня, завтра, через год... Никого такого.
Лаин лепечет что-то о Черном Кинжале и том, что ей надо будет, когда всё закончится, найти безопасное место, чтобы исследовать его, возможно — долгие годы. А где то безопасное место? Я не знаю. Какое-нибудь. Чтобы никто не нашел. И вообще-то вот она подумала, мол, раз здесь всё валится в Бездну, может... Сердце останавливается, как страшно, невероятно страшно предлагать это, говорить вслух, а вдруг он не поймет? Откажется? Рассмеется? Выдох. Может, раз здесь всё валится в Бездну, Райен захочет уйти с ней?
— А куда всё-таки? — спрашивает потерянный оборотень.
Лаин прячет лицо в ладонях:
— Я не знаю. Не обращай внимания, я сама не своя, и говорю ерунду, я понятия не имею, о чём я...
— Да нет, — тихо и просто отзывается Райен, — я бы пошел.
Она поднимает на него взгляд, и ещё тише отвечает:
— Это хорошо.
Это очень странно — сидеть под первым снегом на оскверненной земле с мальчиком, который только? целых? четыре года назад таскал тебе букеты из лесных цветов. Который переборол демона, не будучи магом. У которого всё равно никогда не будет спокойной устроенной жизни, потому что такой секрет нельзя прятать вечно. И уже даже не хотеть его «спасти». Потому что последнее роднит его с тобой, а эта победа, на самом деле, делает его сильнее и удивительнее. И потому что прямо сейчас ты хочешь только чтобы он взял тебя за руку и увел отсюда. Это же ужасно страшно, если задуматься, но у Лаин не осталось сил бояться. Она выдыхает:
— Ma'arlath, vhenan. «Я люблю тебя, сердце моё»
— Чего? — встрепенувшись, переспрашивает Райен.
— Береги себя, — добавляет (а вовсе не врет!) Лаин.

Когда Райен уходит, она ещё какое-то время сидит в тени и смотрит на снег. Ей больше не страшно, так что она остановилась и осознала. Атенриаса нет и не будет больше нигде и никогда, потому что она, Лаин, плохо делала свою работу, если совсем уж сухо. Если по совести, то потому что она не уделила ему достаточно внимания, забегалась со спасением мира, понимаешь ли... И ведь это не помогло, потому что остальные тоже умерли. Если бы она решала чуть быстрее, тогда, возможно... Если бы она смогла уговорить никого, кроме Стражей, не выходить против этих бестий. Если бы она была настоящим Серым Стражем со стольной волей и громовым голосом! Но она Сулаин: маленькая, слабая и глупая эльфийка.
От всего этого она чувствует в себя нечто большое и темное: то ли горе, то ли пустоту. И совсем, совсем не чувствует себя живой. Сейчас она встанет, пойдет двигаться, сражаться, помогать оставшимся спастись, но это будет... не по-настоящему. Возможно, если сбежать, то это чувство исчезнет. А вот темное внутри уже вряд ли, и это очень плохо, потому что Страж понимает: кажется, это именно из тех вещей, которые делают магов уязвимыми для демонов. Большая, темная, горькая пустота, кричащая: «если можешь исправить это, сожри меня с потрохами, но исправь».
Сейчас это не важно. Сейчас важны Эруя, Райен и Кинжал.

Оскверненные тела ещё не унесли из жилой комнаты, и мертвых всё ещё оплакивают там. Вообще-то это небезопасно, но кто им запретит? Она сама бы села и поплакала, но слез больше нет. Две девушки — бойкая рыжая и бльшеглазая эльфийка — набрасываются на Лаин, когда она заходит. Бесполезные Серые Стражи, не спасли Мойру. Вот того мага спасли, а Мойру не спасли. Видимо, не старались. И как объяснишь им, что тут дело не в старании? Лаин чувствует их ненависть — и отзывается собственной. Снова волной поднимается гнев, кричащий, зовущий, чем дольше, тем громче, и здесь нет Райена, чтобы положить руку ей на плечо. Поэтому Страж просто уходит. Но, не выдержав, оборачивается в дверях:
— Я знаю, что вы не услышите меня, но, если бы я могла сделать что-нибудь, чтобы спасти их, я бы сделала это. Видите этого эльфа, рядом с Мойрой? Он был мне как брат, а теперь он мертв, так что, будьте уверены, я отдала бы всё, чтобы спасти их... Спасти его. Даже ценой своей жизни. Но это так не работает. Иногда люди умирают несмотря ни на что. Поэтому я остаюсь жить, и смерть каждого из них теперь — моя ноша.
Лаин ждет пару секунд, но девушки ничего не отвечают ей, и это ужасно удачно, потому что тогда всё точно полетело бы под откос. Она бросает на Атенриаса последний взгляд, выходит и закрывает за собой дверь.
«Теперь ты произносишь серьезные вдохновенные речи, Лаин? Ты действительно скатилась»

У лестницы толпа, сверху под дверью Эруи дежурит Райен, крича что-то про то, что маг медитирует над расшифровкой древнего ритуала. Собираются снимать чары с зеркала, всей толпой, а Элден решил стать «жертвой» и разбить его. Возможно, стоило бы поговорить с ним об этом, оценить его самоотверженность, спросить заодно, как он держится после того, что стало с Люси? Хотя в свете самоубийственного уничтожения артефактов, о последнем можно догадываться: не очень. А ещё Лаин рада, что разбивать зеркало не пришлось ей. Об этом тоже можно сказать Элдену, но толпа бурлит, валит на улицу, выносит её следом, и она не видит констебля, зато видит Сатурния, которому эльф... кажется, раб умершей магистрессы? приподносит браслет. Тот самый браслет — очень быстро понимает Лаин и тянет руки потрогать, почувствовать... Но раб дергается:
— Это не ваше!
— Не мое, ты прав. — Лаин прячет руки чуть ли не за спину.
— Зачем он тебе? — спрашивает Сатурний.
— Я хочу дать мальчику-оборотню выбор.
Магистр молча берет браслет у раба и передает ей. Лаин хочется немедленно бежать к Райену, но она мешкает:
— Кинжал... Я действительно хочу забрать его, когда всё закончится, и исследовать в безопасности и неизвестности. Возможно, у нас действительно получится изобрести лекарство.
Сатурний кивает и слегка улыбается. Расспросить бы его всё-таки про историю этого Кинжала, и Золотой Город, это же ходячий ворох знаний... Но браслет — важнее. Лаин надеется успеть поговорить с ним потом.

— Лаин, Эруе нужна твоя помощь в его... медитации! — слышится сверху, когда она входит в трактир.
Лаин взбегает по лестнице, просит у Райена, проходя мимо:
— Дай мне потом две минуты поговорить с тобой, пока мы не пошли к проклятому зеркалу и нас там не убили, хорошо?
Глаза у оборотня становятся весьма удивленные, но он кивает.
В комнате Эруя и долийский эльф рассуждают о том, что делать с зеркалом, когда печать будет снята. Судя по всему, выходит, что его всё-таки можно очистить от скверны, коль скоро здесь есть Кинжал. Долиец активно за это ратует, оказывается, он вообще сюда пришел за этим проклятым элювианом. Не очень везучий эльф. Лаин говорит: если люди поймут, что мы не собираемся разбивать зеркало, они попытаются убить нас. Древние знания — это отлично, но люди гораздо больше любят быть в безопасности, чем знать вещи. Эруя говорит, что, если его попытаются убить, он будет защищаться. Лаин знает об этом, и потому особенно остро не хочет доводить до такого.
В конце концов, Эруя и долиец решают действовать по ситуации, хорошо решают, Лаин нравится, в общем-то.

Пока они спускаются «заводить» толпу, Лаин зазывает в комнату Райена, показывает ему браслет и древний текст про оборотней. Райен усмехается: так это всё-таки эльфийская кровь сыграла с ним злую шутку? Лаин кажется, что без эльфийской крови он не пережил бы то падение с дерева, но это детали. Браслет. Она видит, с каким сомнением Райен вертит его в руках, как говорит, что именно сейчас, когда они идут к элювиану, ему нужна будет любая сила, которая у него есть. Мало ли...
— Конечно, — улыбается Лаин.
Она хотела дать ему выбор и выбор оборотень сделал. Теперь браслет — просто ценная эльфийская «безделушка». Зато все понимают, что к чему.
— Давай пока спрячем его где-нибудь здесь?

Путь к элювиану для Лаин действительно путь на плаху. Не понятно, почему она уверена, что у зеркала прольется много крови, но она готова к тому, что Стражам припомнят всё: и умерших сегодня, и безобидные беседы с древними магистрами, и совсем уж былые ферелденские обиды. Тем более, все, кому не лень, просят её следить за своей спиной, потому что две обиженные девушки действительно покушаются на жизнь «тех, кто дал Мойре умереть». Вот Мойра была бы счастлива...
Так или иначе, воздух вокруг трактира звенит от напряжения, и Лаин всё время говорит о смерти, а оттого становится сентиментальной. В какой-то момент она признается Райену:
— Помнишь ту смешную фразу на эльфийском? Не суть, просто, на самом деле, знаешь, я признавалась тебе в любви. Потому что, кажется, это действительно так.
Райен отворачивается:
— Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты не видела меня... другим.
И уходит.
— Дурак! — кричит ему вслед Лаин. — Дурак! Как был круглым дураком, так и остался!
Ничего, насмотрюсь ещё, захочешь, не захочешь, а поверишь мне. Удиви меня, мальчик, попробуй.

К зеркалу идут небольшой группой, одобренной Эруей. Молодец, учитель, как-то так уверенно вещал, что никто не взялся спорить, и никто даже следом не идет. В лесу слышится шипение порождений, но древние магистры не дают им приблизиться. Ритуал: совсем простые слова, даже смешно.
— Для ритуала нужен Кинжал, — врет Лаин, — дайте его сюда!
Но здесь и сейчас Кинжалом ничего сделать не удается. Возможно, если просто оставить его рядом с зеркалом на час другой... Эруя, долиец и Лаин переглядываются, а потом отступают, и вперед выходит Элден с мечами Андрасте. Взмах: и элювиан разлетается вдребезги. Мелкие, оскверненные дребезги. Выжечь бы теперь все эти руины да сравнять с землей... Но Лаин просто уходит из леса. Гордо и нарочито-медленно проходит между двух вооруженных женщин, которые вроде бы хотят её крови. Тихо спрашивает у Райена:
— Ты подумал? Скоро можно будет уходить.
Она ведь, если задуматься, даже не знает, чувствует ли к ней ещё что-нибудь особенное сам мальчик-оборотень. Хотя, вот, долийский амулет, который она дарила ему, носит до сих пор.
— Да, надо только будет поговорить с...
— Эруей, — заканчивают они хором.
— Почему ты не боишься меня? — спрашивает Райен.
— Я уже ничего не боюсь.

Из леса, пошатываясь, выходит Элден, в руках у него Кинжал. Лаин тут же понимает, что случилось. Она бежит ему навстречу и забирает артефакт. Элден как будто нехотя разжимает пальцы, но, возможно, у него просто нет сил сопротивляться.
— Ты цел? — спрашивает Лаин.
Элден молча кивает. В чаще у разбитого зеркала с ним оставалось только двое: Сатурний и та, что звалась Люси. Два древних магистра, вещь, способная убить их, и Серый Страж.
— Они мертвы?
Элден кивает опять. Лаин обнимает его. В порядке ли он, уже не спрашивает.
И ещё под сенью леса, не выходя на свет, Лаин прячет Кинжал под мантию. Никто ничего не видел, неведомый артефакт снова затерялся во тьме времен, да? Только руки немного трясутся. В общем, неплохо для того, кто достиг какой-то свой личной высшей невыполнимой цели. Осталось унести его отсюда. Теперь это не просто сокровище, это её личный способ искупить то, что исправить уже не получится.

Потом она говорит Райену, что магистры убиты, и это ужасно странно, потому что так должно быть, но они помогали весь вечер. Иногда так, что лучше сразу умереть, но главное: они хотели помочь. А она так и не поговорила с Сатурнием... Ведь это, пожалуй, был единственный шанс в её жизни услышать историю очевидца таких событий.

А потом действительно начинает литься кровь: и у зеркала в лесу, как предполагала Лаин, и в трактире: люди и эльфы начинают просто убивать друг друга, потому что больше же их сегодня никто не убьет! Но никто при этом не интересуется судьбой Кинжала, и никто не покушается на саму Лаин. Наоборот, Логейн и Крис уверяют, что она теперь следующий Страж-Констебль, и то предсмертная воля убитого кем-то Элдена. «Прости, брат, не судьба...» Лаин направляет Криса в Башню Бдения, обещая, что там ему всё объяснят, говорит, что у неё ещё остались важные дела. Ни Крис, ни Логейн не спрашивают, какие, все только понимающе кивают.

Райен на взводе и дергается от каждого резкого звука, но они как-то проходят сквозь всё это невредимыми, прямо к Эруе. Тот только рад, что они бегут, но ему надо сначала закончить кое-какие дела. В Круг он постарается уже не возвращаться. И правильно, и не надо: пока хаос, можно воспользоваться им и затеряться без особого труда. Главное — не потерять друг друга. Райен договаривается с ним о способе связи, а Лаин просто обнимает учителя:
— Знай: если ты умрешь, я найду тебя в Запределье и убью снова.
Эруя смеется. Лаин это нравится: он бледный, но не тихий. Не пропадет ни от неё, ни вообще. Вот на кого всегда можно было и будет положиться. Её «одержимый» учитель.
— Понимаете, вы два самых важных существа, что остались у меня, я не могу потерять никого из вас.
Двое, и оба связаны с Тенью. Но Лаин не боится их, только немного себя. Поэтому она надевает на запястье браслет, и это чувствуется приятно, как тяжелое пушистое одеяло, укутывающее тебя со всех сторон. Теперь демоны не должны приходить во сне на её горькую пустоту. И не во сне тоже.

Они с Райеном уходят по первому снегу, Лаин не знает, куда, то ли они пока бредут наугад, то ли Райен всё-таки ведет её.
— Знаешь, скорее всего, за эту штуку нас всё-таки попытаются убить, — говорит Лаин о Кинжале. — Это же лекарство от скверны, оно подрывает весь существующий в мире баланс. Но какие возможности в наших руках! Её можно извести, не загнать вглубь, как всегда, а уничтожить! Можно сделать так, чтобы никто больше не умер от неё.
Райен понятливо кивает.
— Но, возможно, мы ничего не успеем. Возможно даже, что нам правда осталось жить очень недолго, — виновато добавляет она.
— Зато весело, — замечает Райен.
Лаин слабо улыбается:
— Ma serannas, vhenan.
— А это что значит?
— Благодарю тебя, сердце мое.
— Хм! — Райен смешно морщит нос. — Может, ты меня тоже научишь этой абракадабре?
Огни трактира теряются за их спинами в осенней ферелденской ночи.

@темы: незнакомцы, Ипполит – это мертвый волк

---

Эльф, маг, Серый Страж.

По немногочисленным просьбам трудящихся игравших: отчет-хроника Сулаин. Тонна текста, ОБВМ, а ещё хронология может хромать во имя связности повествования, да и игра не вчера была.
Ребят, ребят, кажется, я упоролась

Развернуть свиток.

Лаин выползла на задание в Кэтскилл из очередных руин. Пошли слухи о том, что в окрестностях встречаются подозрительные твари и, если это то-о-чем-все-подумали, действовать следовало быстро. За свою недолгую карьеру, эльфийка встречалась с порождениями только на Глубинных Тропах, но один из входов располагался как раз неподалеку от Кэтскилла. Некогда запечатанный, но мало ли, что могло случиться? Да, Лаин, ситуация не из приятных, но нет поводов для паники. Это просто твоя работа...

Приехать утром, проспать весь день и, проснувшись, метаться по комнате в полутьме, поправляя рубашку, волосы, мантию, не решаясь выйти за дверь, где шумят и смеются. Лаин может спать в руинах, где бродят скелеты, может магией и кинжалом одолеть отряд порождений, а просто выйти из комнаты в людный трактир — тяжело. Предыгровая паника Той красиво перетекла в тот момент в игровую — Лаин, открыв для меня неожиданный лейтмотив «не такая уж ты и сильная, не такая уж ты и храбрая, пока никто не смотрит» Хорошо, что никто не видит.

Атенриас улыбается, челка падает на глаз. Они бродят вокруг трактира, говорят про сгоревшие дома и нападения «странных тварей». Лаин старается звучать беспечно. Он — вот это неожиданность! — работает на Орлей, и нельзя не смеяться:
— Ты теперь послушный орлейский пес?
Кажется, Атенриас не обижается, по крайней мере, он готов заказать им обоим горячего вина. Почти как в старые добрые времена, приятель.

Элден, страж-Констебль, любитель книг и противник политики Вейсхаупта, спускается со второго этажа. Лучшего напарника Лаин пожелать не могла. Они работали вместе всего пару раз, но его легко понимать. Что было, что есть, кто что делает дальше. Тут действительно были порождения и послушница, Люси, вышла из нападения с пустяковой царапиной, но... царапины же не бывают пустяковыми, если речь идет о скверне? Элден присмотрит за девушкой, пока это лучшее, что они могут сделать для неё.

Трактир постепенно набивается всякими, и знакомых лиц подозрительно много. Эруя ласково приветствует её на эльфийском и незамедлительно удаляется вести долгие беседы наедине с Райеном, местным «сторожевым псом», огрызающимся, что, мол, они, простые смертные тут выполняют работу Стражей. А сам ведь хотел в Орден когда-то, просто потому что она была Стражем. Хотел, хотя боялся...
Лаин растеряна и зла. Что не успела ответить ничего дельного. Что учитель, которого она не видела больше четырех лет, предпочитает ей какого-то деревенского паренька. Что у самого деревенского паренька не нашлось для неё доброго слова и взгляда. На сам факт того, что её задевает последнее, тоже зла.
Элден встрепенулся:
— Он тоже видел порождений? С ним нужно поговорить.
— Я поговорю.
Следом появляется Крис, жизнерадостно рассказывающий о своём побеге к умирающей сестре. Вот кого время совсем не изменило, как был бестолочью, так и остался. Они не обменялись ни единым письмом с тех пор, как Лаин покинула Башню. Не ожидала увидеть его когда-нибудь. Не ожидала, что будет так рада. Они с Конрадом идут с самого юга Ферелдена. Там тоже порождения. Досадно...
И, наконец, делегация из Тевинтера. Лицо магистра кажется ей знакомым... Но нет, пожалуй, такого не может быть. Это только кажется. Как так может быть? Так не бывает.

Лаин с Эруей бродят по границе между лесом и деревней. Он рассказывает о своих находках, о том, что Райен — его брат, но об этом никому не стоит говорить, о порождениях, встреченных по пути. Опять порождения! Хочет сказать ещё что-то важное, но их привлекают голоса в лесу. Тевинтерские рабы в темноте ищут четки, потерянные хозяином. Потрясенная бессмысленностью и опасностью этой затеи, ругаясь сквозь зубы, Лаин зажигает в ладони небольшой огонёк, чтобы хоть как-то помочь подневольному эльфу. У Эруи нет не это времени, он собирается идти, но Лаин ловит его за рукав:
— В двух словах, о чём ты хотел мне рассказать?
— Эльфийское наследие!
Четки они так и не находят, но приходит другая рабыня, и разрешает этому идти в трактир. У Лаин оторопь от этих подневольных пустышек.

Удается ухватить Райена в тихую темную комнату, узнать, где это он успел поработать Стражем. «Ничего особенного»: порождения забили храмовника, Райен забил порождений, а потом, как не в чем ни бывало прогулялся до древнего тейга. Вход на Глубинные Тропы открыт, отличные новости! Впрочем, это было предсказуемо. Но вся эта история... для деревенского мальчика-следопыта недурно. И необычно. Но Райен цел, его не задело и он как будто даже удивляется её вопросам. Лаин сама не понимает, в какой момент и от каких слов электризуется воздух в комнате, но она не хочет ссориться сейчас, и так невесело.
— Я думаю, ты можешь идти.
Мальчик издевательски улыбается:
— Спасибо за разрешение.

Храмовник из Орлея бахвалится перед долийцем, что последние эльфы, которых он видел на Священных Равнинах, были мертвыми. И тут же учтиво принимается расспрашивать Лаин об Ордене. Хочется заехать ему по лицу. Может быть. Когда-нибудь. Потом. Сейчас она улыбается.
— Что же делает вас такими особенными?
— Ну... то, что мы особенные, нет?
Когда храмовник отворачивается, Атенриас, дурачась, передразнивает его повадки. Лаин смеется.

В комнате, отведенной Стражам, сумрачно, лица Элдена не видно. Лаин рассказывает, где, по наблюдениям её знакомых, встречались порождения тьмы в последние пару дней. Он молчит.
— Скажи это уже вслух! — просит Лаин.
— Это Мор, — выдыхает Страж-констебль свистящим шепотом.

Райен, Элден и послушница Люси тоже узнали в тевинтерском магистре бывшего Стража. Лаин пытается оправдать Шонахана. Как, по их мнению, за четыре года чужеземец может стать тевинтерским магистром? Орден и так проглотил его смерть, как любую другую, не подавившись, оставьте его в покое, это не может быть он! Райен шипит что-то про магию крови, как будто считая, что у Стражей это в порядке вещей, и Лаин от злости срывается на крик:
— Я не пользуюсь магией крови!
Когда она остается одна, это неожиданно становится первой зацепкой: можно ли с помощью магии крови занять чужое тело? Мертвое тело? Оскверненное тело? Тут вспоминаются книги из Вейсхаупта и Древние Магистры, одного из которых убили неподалеку отсюда множество лет назад. Внутри холодеет.

Элювиан блекло мерцает, отражая свет заботливо зажженных кем-то свечей. Не обязательно смотреть на него, чтобы чувствовать в нём скверну. Отвратительно. Видеть бесценную реликвию такой — отвратительно. Сзади ругаются на Криса, который полез его трогать. Он не мог не заразиться, для него теперь есть только два пути... Лаин не успевает сказать об этом, Эруя достает из-под плаща черный кинжал. Нет, не так: Черный Кинжал. И вокруг как будто заканчивается воздух. Лаин успевает выдохнуть только:
— Он существует...
— Надо только знать, где искать, — замечает учитель.
Значит, у Криса есть шанс. Эруя аккуратно Кинжалом пускает ему кровь (это всё?) и отправляет с храмовником на карантин. Лаин неспокойно: это не магия, это скверна. Но той скверны здесь целый элювиан, и это важнее.

Она обещала Элдену вернуться быстро, но не выходит: Лаин не может отойти от оскверненного зеркала. Здесь тевинтерская магистресса, разглагольствует о ценности и опасности таких артефактов. Кому она это рассказывает? Впрочем, удается расспросить её о магистре-Страже. И правда, у него ферелденские корни... Даже родство с «людьми, которые сношаются с собаками» не мешает стать магистром в Тевинтере, если ты докажешь свои способности. Может, и правда просто Шонахан, никакого древнего зла? Теперь Лаин и рада бы поверить в это.

Неподалеку слышатся крики, голос Криса пополам с хохотом: «я хочу убивать!». Забыв о зеркале, Лаин бросается туда, но, когда она поспевает, тело мага уже бездыханно. Она падает на колени и возрождает его, даже оскверненного. Кричит:
— Всем разойтись!
— Почему мы должны слушаться вас? — слышится из вооруженной толпы.
— Потому что я хочу, чтобы все остались живы!
Элден присматривает за ними, а Лаин бежит к Эруе за Кинжалом. В присутствии артефакта Крису быстро становится легче, но сам Кинжал замечает проклятый магистр. Лаин шипит, что они могут поговорить об этом, когда они разберутся с этой... ситуацией, и в сопровождении храмовников уводит Криса в трактир. Надо обезопасить его от людей и людей от него и, главное, понаблюдать за работой Кинжала... По пути она проклинает Криса за то, что полез к зеркалу, но, пока он ходячий объект экспериментального лечения, злиться не выходит.

Там, в трактире, она впервые слышит Зов. Музыка, превосходящая всё на свете, рвет её сознание в клочья. Кажется, она оседает по стене, Крис кричит ей что-то, в дверях... Эруя? Лаин чувствует, что у неё считанные секунды до того, чтобы сдаться музыке. Она просит присматривать за Крисом, за Кинжалом и бежит на улицу, на морозный воздух, как будто он может спасти её, как когда перепил и стало тяжело дышать. Мыслить ясно не получается, ничего, со мной ничего, я просто слышу музыку...
И тут она понимает, что не единственная, кто отозвался на неё. Они идут.
— Они идут! — кричит Лаин в голос. — Порождения тьмы идут!

На границе леса собрались все или почти все, кто в состоянии держать оружие. Порождения медлят, прячутся в тени деревьев, кружат, отвратительно шипя. Лаин пытается уговорить всех укрыться в трактире.
— Это дело Серых Стражей!
— И сколько вас, Серых Стражей? А порождений сколько?
Я не вижу и не чувствую, сколько именно их, храмовник, но как ты не понимаешь, что скверна равняется смерти для тебя? У нас есть лекарство, но ты не знаешь о нем ничего, а я знаю непозволительно мало. Кому перерезать тебе глотку, если ты превратишься в вурдалака? Мы точно сдержали бы эту волну, но нет смысла тратить на споры время и силы, в конце концов, она никудышный командир. Лаин просто старается быть между строем защитников Кэтскилла и гранью леса.

Из тяжелого ранения амулетом поднимает Атенриас. Райен с беспокойством в глаза делает было шаг навстречу: «Лаин, ты в порядке?». В порядке, кто-то просто за одну битву израсходовал половину своих ресурсов, ничего страшного.
Твари отступают, и Лаин вспоминает, откуда ушла на Зов. Как там Крис?
Не объяснившись, она убегает с поля боя и находит молодого мага в агонии на полу — Кинжал кто-то забрал. Не доглядела. Лаин пытается вернуть всё, сделать правильно, но Крис умоляет посвятить его в Серые Стражи. Он не верит в исцеление. Он не хочет назад в Башню. Лаин просит Эрую всё-таки вернуть Крису Кинжал, чтобы дать ей время.
— А теперь всем выйти, быстро! Ритуал это таинство. Дайте мне две минуты.
Склонившись над другом, она читает нараспев старинный текст Посвящения и вынимает из сумки сосуд с обработанной кровью. Дальше — удар по голове и темнота. Когда она приходит в себя, Крис уже почти откашлялся, остатки крови разлиты по полу. Держась за больную голову, она спрашивает, что происходит, и получает ответ, что Черный Кинжал украден рабом тевинтерского магистра. А Крис? Крис оказался достаточно стойким. Теперь этот яд — часть его самого. Он сам хотел этого, да будет так.

Ещё не оправившись от головной боли, Лаин вылетает в общий зал трактира и видит, что магистр как раз удаляется в комнату — комнату, отведенную тевинтерцам и Серым Стражам, что почти лишает последних прибежища — со своим рабом. Не успев толком подумать, она идет за ними, предъявляет обвинения, которых не слышит никто, кроме этих двоих, и обыскивает раба. Но, разумеется, у того ничего при себе нет. Об этом можно было догадаться, Лаин, но кто-то здесь немного теряет контроль над эмоциями. Тевинтерец-Шонахан вещает что-то про то, что она, «свободная эльфийка» почему-то вводит его рабов в ужас. Лаин очень рада, что воришка в ужасе, но она бессильна. Кинжала нет, Кинжал потерян. И неясно, что приводит её в большее отчаянье: сам этот факт или то, что она подвела Эрую.
Так или иначе, здесь ей сейчас делать нечего. Скорее всего, артефакт ещё проявит себя.

Делать публичные заявления — значит, привлекать к Кинжалу лишнее, нежелательное внимание. Лаин идет искать Эрую, надо рассказать ему, что случилось. В общем зале она слышит, как Криса поздравляют со становлением Стражем. Увы, у неё нет времени поучаствовать. Эруя не злится, но говорит, что в руках Сатурния теперь единственная вещь, которой можно было его убить. Он знает, конечно, он знает. В конце концов, все видели, как магистр прогонял порождений, просто велел им убираться, и они убирались. Сомнения? Никаких сомнений.

Лаин и Элден сталкиваются у входа в трактир. Конечно, он тоже слышал Зов. Нет, брат мой, не может быть такого, что нам обоим пора. Но возможно нечто гораздо более невероятное. В библиотеке Вейсхаупта Лаин находила книгу, где говорилось, что скверна позволяла тем самым древним магистрам перерождаться в телах Стражей. Оскверненных телах. Элден и Лаин оба помнят, что Шонахан уходил искать источник некого зова... Лаин уверена, что он нашел. И умер. И источником этого зова был именно Сатурний.
Элден просит: поговори с ним о чём-нибудь, что может знать только Шонахан, он хочет понять, осталось ли в Сатурнии хоть что-нибудь от их брата. Лаин думает, может, спросить напрямую?.. О чем мог знать только Шонахан? Да ничего особенного он не знал. Ничего... запоминающегося. Разве что пойти и прямо на кровати их общей комнаты посмотреть, о чем расскажет его тело: инстинктам сложнее лгать, чем сознанию. Любопытно. Противно, но любопытно. Лаин могла бы потратить на это время, если бы всё её существо не кричало ей: «ничего не осталось, от Шонахана ничего не осталось».

Вместо этого она занимается другими полезными делами: невзначай рассказывает тевинтерской магистрессе, что, возможно, именно её спутник зовет сюда порождений. Осознанно или нет. Выясняет, что он украл у неё амулеты, найденные в местных руинах. Те самые амулеты, про которые ходит древняя эльфийская сказочка. Ожерелье, что усиливает связь с Тенью и браслет, что ослабляет. Какая потрясающая редкость! Какие возможности для исследований! И какая опасность в руках непредсказуемой древней твари. Выясняет, что Люси действительно отравлена скверной... но меняется так медленно. И таким странным образом. Элден явно близок с ней.
— Ты понимаешь, что, возможно, её придется убить?
— Да.
— И ты хочешь сделать это сам? Ты сможешь?
— Да.
Какие красивые и извращенные идеалы в нашем Ордене, брат. Никто больше не требует такого. Мне кажется, это неправильно. Но я бы ответила так же.
— Возможно, есть способ спасти её, ты видел Кинжал. Но я не знаю, где он сейчас, я не знаю, как он работает... Скверна может успеть взять над ней верх.

У кромки леса опять толпа. Очередная экскурсия в руины? Надо бы рассказать им, всем, что там оскверненное зеркало, чтобы никому больше не пришло в голову его трогать. Надо бы и про древнетевинтерского гада им рассказать, но ведь её сочтут чокнутой. Поэтому Лаин зачем-то рассказывает только про вора-раба, и ещё долго объясняет Райену, что нет смысла идти за ним сейчас. Был бы смысл — она не стояла бы тут. Украденного у него нет, как и в чем ты его обвинишь? К тому же, скорее всего, он делал это по приказу господина. Лаин сомневается, что без приказа господина это существо способно на что либо.

Райен вообще... маячит. Лаин досадливо морщится, замечая, как замечает его. То с Эруей, то с Логейном, то с этой трогательной блондинкой, хозяйкой трактира. Собаки мальчик так и не завел, зато девочку... Лаин то и дело ловит на кончике собственного языка какой-нибудь комментарий по этому поводу: то язвительный, то почти искренне-радостный. Язвительный чаще, но всё как-то не к слову, да и поймет ли он вообще, о чём речь? Вместо того и этого, в какой-то момент, наливая себе горячего вина, она предлагает Райену рассказать ей как-нибудь после, как он провел это время, отчего, пустившись в путешествия, так быстро осел, про собаку, опять же. Мальчик отвечает «может быть», таким тоном, как будто это «может быть и соблаговолю». Бесит.
Бесит и почти пугает, когда набрасывается, злясь и шипя сквозь зубы. «Может быть, вы не заметили, но у этого вашего бывшего Стража уже узоры от скверны видны», имея в виду, конечно, Сатурния. Лаин знает, чувствует, но не успевает за всем, они как-то упустили часть про «бдительность в мире», и ей одной этого не наверстать. Так что спасибо, конечно... но как бы объяснить, что здесь столько проклятой скверны, что иные Стражи решили бы, что безопаснее вырезать всех, кто находится в этой деревне?

Зато Атенриаса нигде не видно. Он, конечно, телохранитель орлесианцев, а те отсиживаются себе на втором этаже... Но надо бы, если будут свободные полчаса, забрать его и сводить посмотреть на элювиан. Он же всё равно проберется туда, а с Лаин это гораздо безопаснее, чем без неё.
Правда, если Лиан замечает его, то замечает в обществе тевинтерской магистрессы. От кого-то из его спутников она даже слышала упрек, будто Джарр «сменил госпожу». «Госпожа»... такое неподходящее Атенриасу слово, будь то аристократка из Орлея или магесса из Тевинтера. Но, вспоминая, как последняя интересовалась элювианом, Лаин думает, что они могли найти общий язык как раз на почве древних эльфийских артефактов? Он же слывет тут большим экспертом по последним, даже приблудившийся долиец знает Джарра, потому что именно он таскал в Кланы те ценные штуковины, что они с Лаин находили вместе.
С магистрессой, впрочем, гулять по руинам вроде как тоже безопасно, по крайней мере, проклятого зеркала она боится в должной степени.

В какой-то момент Лаин понимает, что тайны Ордена здесь и сейчас могут идти лесом, и просит Элдена пойти к Логейну и рассказать ему всё, что он считает нужным. Как можно больше. Желательно, чтобы этого было достаточно, чтобы взять Сатурния под арест. Он слишком опасен со всеми магическими побрякушками, которые собирает. Пусть ему хоть немного укоротят руки, желательно с помощью храмовников. У нас, если что, есть свидетель, который может подтвердить, что кто-то, ужасно похожий на него, пользовался магией крови четыре года назад на территории Ферелдена. Не густо, но достаточно для... первичного разбирательства? Лаин почему-то кажется, что политическим скандалом это не грозит. Сатурний не похож на кого-то, кто готов устроить политический скандал.
Элден соглашается, Элден займется этим. Замечательно.

В комнате Стражей и тевинтерцов почему-то находятся Эруя и Райен. Лаин просто искала тишины, но она рада видеть этих двоих. Одному из них она верит настолько «безоговорочно», насколько умеет. Второму верит первый. Весь вечер, пока их было двое, они сторонились общества, но Лаин слишком измотана для социальных плясок. Она садится рядом с ними прямо на пол и рассказывает всё, что знает о сложившейся ситуации. Кинжалы, магистры и зеркала. Кажется, понемногу они втроем дополняют мозаику друг другу. Например, Лаин не ошиблась, послушница-Люси выбаливает вовсе не в вурдалака, а в нечто, подобное Сатурнию. Что за тварь её ранила, в таком случае? Или кто-то просто выбрал для себя её оскверненное тело так же, как Сатурний выбрал Шонахана?
Эруя... белый, тихий. Не такой, как всегда. Лаин спрашивает, в порядке ли он и чем можно помочь, а получает исповедь о том, что учитель её связан с духом Знания, и духа этого контролирует не слишком хорошо. В Круг назад ему нельзя. Ну, значит, нельзя, мало ли способов не возвращаться в Круг, если ты на свободе? С филактерией проблемы будут, но неужели не обойдем? Я понимаю всё, что ты говоришь о проклятой политике... Но давай сейчас, главное, выживем, а потом мы со всем справимся, обязательно.
— Сейчас нам нужно быть там, снаружи.
— Ты уверена?
— Нет.
Лаин держит учителя за руку. Связан с духом. Значит, одержимый. Не одно и то же, но пугающе близко. Она не может сейчас понять, тяготится ли Эруя этим договором или ему нужны только свобода и покой. Свобода и покой — ужасно много для «только», если ты маг. Она очень хочет ещё говорить об этом, но за дверью их тихой комнаты что-то происходит, и сейчас действительно не время говорить. Сейчас время беречь друг друга и разбираться с местным адом, потому что больше некому.
Лаин зарубает себе на носу: «Присматривать за учителем, помочь, если потребуется».

На крыльце трактира Лаин ловит Крис и, душевно благодаря её за спасение, из-под тишка вручает бутылочку лириума. А это кстати, мальчик, спасибо! Конечно, у мага, даже Стража, не должно быть при себе лириума, но это вряд ли станет серьезной проблемой для кого-то из присутствующих в творящемся бардаке, тем более, что в бою она лечит всех, не разбирая. Оттого и полупуста.
А Крис, конечно, хочет знать больше о том, кем он стал.
— Если мы переживем эту ночь, я расскажу тебе всё, о чем спросишь, и даже больше, — ласково улыбается Лаин. Настолько ласково, чтобы это «если» не слишком его насторожило.

У элювиана в руинах Эруя, Лаин, Логейн и две его священных меча. Эруя пересказывает в двух словах легенду про меч Пророчицы и проклятое зеркало, объясняет, что тот, кто нанесет удар, может умереть. Но умершего можно воскресить, если он умирает без... осложняющих обстоятельств. Логейн задумчиво предлагает: может, уговорить сделать это того, чья смерть им будет выгодна? Неподалеку от бывшей крепости по лесу бродит орлесианский храмовник. Только ни Логейн, ни Эруя не выпросят у него даже снега зимой. Лаин всё равно, кто разобьет зеркало, но Логейну действительно некстати погибать, особенно в их с Элденом «смену». Можно было бы сходить за самим констеблем, но это время-время-время, потом, захочет ли он сейчас умирать? У храмовника об этом можно не спрашивать.
— Кто здесь? — елейно спрашивает Лаин, ступая в лес.
В ответ ей раздается рев:
— Бриан де Кревкер!
— Вы-то мне и нужны, — улыбается Страж. — Скажите мне, ваша вера крепка?
Дальше она плетет что-то про то, что, возможно, только храмовник может воспользоваться мечем Андрасте, чтобы победить древнее зло.
— А я, как вы знаете, никогда не был храмовником, — замечает Логейн.
— И никогда не смогли бы стать! — опять ревет Бриан де Кревкер.
Потом орлесианец спрашивает, зачем ему спасать чужую землю, требует с Логейна клятв вернуть её во владения Орлея... Лаин мерзко. Человек, торгующийся за свою веру, за потенциальный подвиг — а ведь ему даже не сказали о возможной смерти! — удивительно мерзок. Впрочем, дело здесь явно не только во вражде между странами, на тэйрна у храмовника личная обида. В какой-то момент кажется, что Бриан де Кревкер бросится на Логейна с теми самыми священными мечами. Лаин сжимает рукоять посоха.
Но храмовник всё-таки идет к зеркалу, становится на колено, молится... Потом взмахивает мечами — обоими сразу — но ничего не происходит. Зеркало защищено? Жаль. Лаин вздыхает и, заглядывая храмовнику в глаза, проникновенно благодарит его за попытку, выражая надежду, что, когда маги разберутся с невидимым препятствием, он попытается сделать это снова. И, возможно, всё-таки сложится. Как ему, должно быть, сейчас обидно... Вера так крепка, но древняя эльфийская магия крепче. Впрочем, будем честными: скорее всего он вообще не понял, что произошло.

Эруя идет разбираться с одержимым в отряде тэйрна — куда только смотрят все эти храмовники? Лаин идет пытаться просить магистрессу поставить барьер, чтобы хоть на какое-то время оградить зеркало. Магистрессу она находит в потрясающей компании Сатурния и Райена. Они душевно поедают жареное мясо, болтая о том, почему же Сатурний скрывает свою древнюю оскверненную сущность. Значит, эти карты раскрыты, спасибо, творцы, так гораздо легче. Лаин пытается выяснить, находится ли Сатурний под арестом и, если да, где храмовники, но быстро отчаивается. У неё, в конце концов, дело к обычной, человеческой магистрессе — им и следует заняться...
— Перед тем, как ты ушла, Лаин...
Голос у магистра бархатный, вкрадчивый. И мерзотная привычка обращаться к ней по имени, хотя их не представляли.
— ...я мог бы рассказать тебе о Золотом Городе.
Тут Лаин кажется, что у неё внутри взрывается огненный шар. Конечно! Пожалуйста! Я могу не поверить тебе, но я ужасно хочу услышать. Откуда ты знаешь? Она дергается, ловит взгляд Райена. Вот он — знает. Может ли он осудить её за это? Невероятно древняя история, которую переврали уже десятки раз. Которую никто не видел. Кроме этой твари, и, если тварь расположена к разговорам...
— ...знаешь, Шонахану ты очень нравилась.
Снова взрыв, уже другой, отрезвляющий:
— И ты говоришь мне об этом, сидя в его теле?! Может расскажешь лучше, что случилось с ним, с моим братом?
Магистресса говорит:
— А давайте лучше про Золотой Город?
Райен говорит:
— А давайте, если вы хотите убить друг друга или что-то вроде, то сначала я с ним поговорю?
Лаин пытается подавить в себе гнев и не залепить пощечину гаду в красном балахоне. На самом деле, ей уже все равно, кто с кем будет о чём говорить. Разве что, оставляя Райена с магистром, она оборачивается в дверях:
— Ты уверен, что это безопасно?
Райен усмехается:
— Нет, конечно. Но тут, похоже, не осталось ничего безопасного.
Лаин медлит, Сатурний вздыхает:
— Увольте, вряд ли вы действительно хотите смотреть на драку древнего магистра и одержимого...
Взрыв. Лаин закрывает за собой дверь.

Как во сне, Лаин слушает магистрессу. Что она не может поставить барьер на зеркало. Что она ищет древние заклинания. Что ей не нравится, что у них нет достаточной для Сатурния противоборствующей силы. Что она была бы не против тоже войти в Золотой Город, если знать, как. Лаин думает, насколько это опасно: знать, как. Потому что однажды она и сама могла бы не удержаться. Да, Ужасный Волк её дери, она тоже была бы «не против».
На разговоры о Золотом Городе приходит та, что когда-то звалась Люси. Она называет магистрессу и Лаин «девочками» и рассказывает, как держала ритуал, как была отравлена скверной, как перерождалась в телах дочерей той, над которой когда-то провела неведомый ритуал. Глядя на неё, Лаин думает, что никогда до этой ночи не осознавала полностью, насколько магия сильна и опасна. Кинжал сейчас у Люси. На час, чтобы исцелиться от скверны. Час, время действия — час. Надо будет запомнить. Лаин говорит ей, что хотела бы забрать Кинжал после. Люси отвечает, что Серые Стражи попытаются убить за него. В том числе своих же. Как это было с последним, носившим Кинжал когда-то. Лаин не спрашивает: она очень хорошо представляет, как отреагировал бы Вейсхаупт на такую находку. Орден не должен знать.
Лаин бродит из их теплой темной комнаты в общий зал и обратно, ожидая, когда закончат говорить Райен с Сатурнием. Но эти двое не спешат.

Порождения тьмы с рычанием врываются в трактир. Никакой бдительности в мире, да, Лаин? Неужели ты так громко думала про одержимых мальчиков и золотые города, что не почувствовала, как идут враги? Так бывает? Насколько это должно быть важно для тебя?
Битва короткая и страшная. Из тяжелого ранения поднимает Сатурний магией крови. Лаин почти шипит слова благодарности: не время разбираться в методах, но от методов она не в восторге. Все, кто способен держать оружие, высыпают на улицу, и Лаин следом, задержавшись на пару мгновений возле раненных: кажется, это Льюис и Элден. Уже на улице слышно, они снова идут из леса. К стене привалился едва живой Атенриас. Минус ещё одно исцеление... Эльф с облегчением выдыхает. Лаин всматривается в его лицо:
— Ты в порядке?
— Да, — едва заметно кивает он.
На ходу Страж нащупывает за пазухой бутылку с лириумом. У неё уже есть мана, но будет неловко, если она кончится во время боя. За трактиром лежит Мойра, кричит всем отойти от неё: укусили. Смелая воительница, умная воительница. О тебе позаботятся после битвы. Ещё одной короткой и страшной битвы, где маги из Тевинтера то и дело бьют по площади, цепляя и тварей, и людей, где под конец, когда порождения отступают, орлейский храмовник всё-таки набрасывается на Логейна — у всех на глазах! о чем он думал? — и убивает его. Пока воины разбираются с напавшим, Лаин опуускается рядом с тэйрном, кладет руки ему на грудь и шепчет: «Возрождение». Тэйрн делает судорожный вздох. Последнее сложное заклинание на сегодня, если не влить в себя ещё голубой дряни. По обеспокоенным взглядам товарищей, Лаин понимает, как хорошо видно, что она не в порядке.
— Джарр, скажи мне, у тебя ведь есть лириум?..
Атенриас неожиданно щедр и обещает сейчас принести. Видимо, делиться не вполне легальными наркотиками входит в его понятия о дружбе. Крис, попавшийся на пути, шепотом спрашивает, не подойдет ли кровь. Лаин почти кричит на него, что нет. Не ожидала. Разочарована.

Райен отзывает её в сторону, заговорщически вопрошает:
— Ты же не собираешься рассказывать никому, что сказал тебе магистр? Об одержимости?
Лаин сообщает мальчику, что у него есть уникальный шанс убедить её этого не делать: честно рассказать, что всё это значит. Не то что бы она собиралась кому-то говорить, но почему бы не сыграть козырную карту, раз уж такую дают в руки?..
— Да ничего не значит, — пожимает плечами Райен.
— Если ничего не значит, то тут нечего скрывать?
Повисает недолгое молчание. Лаин очень спокойно прикидывает, способен ли он убить её, чтобы наверняка молчала?
— Разве я похож на одержимого? — спрашивает Райен.
— Иногда... Когда злишься.
Страж вспоминает сказочку про оборотней: эльфов, слившихся с демоном гнева. Эльфов или полуэльфов, «которые выглядят в точности как люди». Картинка складывается. Она кладет руку Райену на плечо и просит:
— Расскажи мне, что случилось.
И он рассказывает: про магистра-Шонахана, круг призыва демона и падение с дерева. Райен говорит, что теперь уже совсем контролирует демона. Что победил его. Что оказался сильнее. Теперь он чует всякие интересные вещи. Лаин слушает молча. У неё в голове мешаются демонические страшилки из Круга, воспоминания о трогательном мальчике, который боялся пауков, мысли о том, что это схоже с инициацией Стражей, тот же принцип, принять в себя нечто смертельное. И осознание, что от этого есть «лекарство», тот самый браслет, что снижает связь с Тенью, украденный у магистрессы. Здесь! В этом трактире! Сегодня! И только потом она замечает, как пристально Райен следит за её реакцией. Как он, должно быть, напуган, раз так хорохорится. Тогда Лаин обнимает его. Это и извинение, и принятие и как будто попытка защитить. Когда она отстраняется, глаза у мальчика большие и растерянные. Лаин улыбается:
— Извини, если я выгляжу так, как будто жалею тебя... Это другое.
И это другое, к сожалению, не выразишь словами.
— Мне кажется, я знаю, что можно сделать с этим, — добавляет она почти шепотом.

Потом Атенриас всё-таки приносит ей лириум, и после второй бутылки жизнь совсем перестает казаться медом, но вспоминать об этом потом будет мешать противная туманная дымка. Всё немного смешивается, взбалтывается... И этого всё равно недостаточно. Все, кто умрет безвозвратно отсюда и впредь — на совести убийц. Она кончилась.
— Этого достаточно? — спрашивает Атенриас.
— Да, спасибо, — врет Лаин, тепло улыбаясь. А то возьмется ещё тащить ей лириум откуда угодно, нет, спасибо. Выпей она ещё, совсем крыша бы поехала, наверное.

Пока тихо после прогремевшей бури, Лаин идет поговорить с древней тевинтерской тварью в красном балахоне. Золотой Город? Шонахан? Знаешь, всё это очень интересно, но вообще я хотела спросить, где браслет, который ты выкрал у своей спутницы? Ах, понятия не имеешь, не интересовался вообще, а украл просто так, чтобы неповадно было тайны от тебя иметь. Ну ты и дрянь. Спасибо на том. Дальше как раз можно про Шонахана или Золотой Город, а может, про Черный Кинжал, всё это ужасно интересно. Уже без иронии. Ну и что, что ты мой идейны враг?..
Но узнать ничего интересного Лаин не успевает.
— Эруя! — слышатся громогласные вопли откуда-то из главного зала, — Эруя!
Лаин проталкивается сквозь толпу и видит, что неудивительно, Эрую и стоящего напротив него Атенриаса с клинками наготове. У последнего узоры скверны на лице. Лаин чувствует непреодолимое желание ударить его по голове посохом как следует. Почему нельзя было сказать раньше и не доводить до того, чтобы бросаться на людей? Эруя берет отравленного в ледяную хватку, а Лаин тащит в комнату, где уже лечат Кинжалом Мойру, то шипя на него, то крича:
— Почему ты мне не сказал?!
— Он не может тебе ответить, — замечает Эруя.
— Мне плевать! — отрезает Лаин и задвигает начавшему отмерзать другу пощечину, прежде чем учитель оглушает его.
И вот, когда они уже почти приспособили двух отравленных к одному артефакту, Лаин снова слышит Зов. На этот раз слишком близко, чтобы сопротивляться.

Через некоторое неочевидное количество минут Лаин обнаруживает себя на коленях, загораживая грудью от любых потенциальных напастей задремавшего Сатурния. Пожалуй, это худшая вещь, которую когда-либо творила с ней скверна, злейшая из шуток. Но чтобы быстро забыть об этом позоре, достаточно просто вспомнить, что, раз она услышала Зов, его могли слышать и порождения тьмы. Двое в соседней комнате уже отравлены скверной, и Лаин не хочет поднимать шума, чтобы их не стало больше. Вместо этого Страж спрашивает ту, что звалась Люси, может ли она по праву одного из древних магистров велеть порождениям идти прочь, если они вздумают явиться?
— Конечно, — отвечает та мелодичным голосом. И они, две девушки, тихо выходят, чтобы посмотреть, идет ли опасность?
В дверях Лаин ловит Логейн, держащий под локоть испуганную дочь умершего старосты. Хочет узнать, отравлена ли девушка. Лаин закрывает глаза: едва-едва, но скверна уже ощущается в ней.
— Да. Мне жаль.
Она просит тэйрна отвести её к остальным, а сама бежит догонять послушницу-магистрессу. У леса холодно, темно и потрясающе тихо. Как в руинах, где уже никого живого, кроме тебя. На Лаин наваливается ощущение ужасной усталости от всех этих людей, криков и беготни.
Они стоят пару минут молча, но тишина не сменяется шипением порождений. Кажется, в этот раз миновало, кажется, ничего не случится. Впрочем, «Люси» соглашается побыть здесь ещё недолго, приглядеть за лесом, не идут ли. Лаин смотрит на её лицо, так неуловимо изменившееся за последние несколько часов... Вероятно, дело в выражении. Лаин смотрит и чувствует в ней скверну, но не испытывает ничего, кроме благодарности.

А потом все начинают умирать у неё на руках. Три отравленных скверной, чье заражение протекает очень быстро, один артефакт, способный свести это на нет за час, но только для одного. Несколько глотков обработанной крови, что осталась у Элдена. Логейн, который требует, чтобы лечили Мойру. Атенриас, который всё ещё без сознания. Древний магистр, над телом которого скверна тоже властна, и это очень плохая новость. А его немедленное убийство с целью обезопасить всех может стоить им одного из Стражей. Лаин чувствует, что тонет в этом всем. Она объявляет Право Призыва над Атенриасом, и Эруя говорит:
— Твоя отвественность. Но ты ведь понимаешь, что он придет убивать меня, как только встанет на ноги?
Лаин не понимает. Она качает головой:
— Я ему не дам.
Потом Эруя уходит, потому что появился шанс узнать, как уничтожить элювиан, и это важнее.
— Я справлюсь здесь, — говорит ему Лаин, и он ей, кажется, верит, а она себе, кажется, нет.
Логейн снова напоминает, что Кинжал должен достаться Мойре. Лаин указывает на нежную трактирщицу, девочку в красивом платье:
— Значит, вы хотите, чтобы мы приняли в Стражи её? Она не воин, и никогда не станет им.
Тэйрн затихает, обдумывая.
Райен предлагает дать ему Кинжал, чтобы он уже пошел и убил магистра. Лаин просит его забыть об этой идее немедленно. Они не знают точно, как работает артефакт, а Райен... нужен ей живым? Как-то так. Так или иначе: сначала лечение, потом убийство.
Она бесцеремонно срывает приватную беседу Элдена с орлесианцами, даже не извиняясь, просто ввалившись в комнату и сухо отрапортовав, что творится внизу. Он приходит с какой-то керамической трактирной «чашей», выливает туда их ядовитое лекарство... А потом все просто умирают. Кто-то от скверны, кто-то от меча Логейна, потому что стало уже слишком поздно.

Сначала Атенриас. Лаин опускается на колени и чувствует, как плачь и крик подступают к горлу, а следом за слезами, как штормовая волна, поднимается ярость. Она злится на себя, порождений, на друга за то, что молчал. Лаин знает, что значит для неё такой гнев, но как будто ничего не может сделать. Она не уберегла Атенриаса. Что-то ещё имеет значение?..
На плечо ей опускается рука Райена:
— А знаешь, он ведь видел меня... не в лучшем виде. И не испугался.
И гнев отступает. Остается печаль. Остается опустошение. Остается нежность. Лаин легко касается лица умершего друга:
— Он же без башни... был. Я не знаю, возможно ли вообще было его испугать.
И отступает. Во всем теле ещё живет легкая дрожь от осознания того, что случилось с Атенриасом, и что могло случиться с ней. Но нельзя смотреть. Нельзя думать. Не сейчас.

Потом Мойра. Смелая воительница, умная воительница, прости.

Потом хозяйка трактира. Её так трясет от глотка из чаши, что Лаин кажется: выживет. Но нет. Не выдерживает. Не достаточно сильная. Элден горько качает головой. Райен, стоящий над ней, тихо спрашивает:
— Значит, вот как становятся Серыми Стражами?
Лаин кивает. И теперь её очередь тенью вставать за его плечом.
— Она была тебе дорога?
— Она была... хорошей. И всегда была добра ко мне.
Лаин берет его за руку. Они вдвоем, потерянный Элден с пустой чашей, кажется, ещё кто-то, некоторое время молча стоят в комнате с тремя трупами. И так же молча расходятся.

Кинжал возвращают Сатурнию. Все забыли об идее немедленно убить его, и Лаин рада. Во-первых, они так и не успели поговорить, во-вторых, его власть над порождениями ещё может пригодиться, в-третьих, куда уж больше безжизненных тел. Древний магистр говорит о том, что хотел бы, чтобы Черный Кинжал после этой ночи достался Серым Стражам, мол, может, им удастся сделать хоть что-то полезное. Лаин удивлена. Пока никто как будто не против отдать ей бесценный артефакт, за которым она охотилась четыре года. В её представлении это странно. Такие вещи просто не могут доставаться без боя.
Сатурний шутит что-то про то, не стать ли ему самому Серым Стражем, Лаин отвечает, что, возможно, приняла бы его в Орден, вот только, какая ирония, он уже Серый Страж.

Теперь Лаин больше всего боится остановиться и осознать, что случилось. Поэтому она бежит к Эруе, который засел на втором этаже, спросить, не нужна ли ему помощь. Как в старые времена в Круге, когда она даже представить не могла, что бывает такой кошмар, биться над бумагами, на которых вопросов больше, чем ответов. Но помощь учителю не нужна. Можно было бы нанести «визит вежливости» орлесианцам, сказать, что их телохранитель умер, но... говорить это вслух? Да и что тем орлесианцам до Атенриаса, на самом деле? Они и имени-то его, поди, не знали.
Спускаясь, Лаин слышит, Райен объясняет какой-то темноволосой девушке (тоже из Орлея? как будто смутно знакомая), что, не уверен, что хочет с кем-либо уединяться. Не потрудившись вникнуть в суть, Страж усмехается:
— Прямо-таки ни с кем?
Райен смотрит на неё, улыбается уголком рта и бурчит что-то про то, что вот с ней, Лаин, может быть, иногда.
— Пошли подышим воздухом? — просит она тихо.

На улице снег. Ранний, обжигающий холодом, мелкий снег. Он ложится на темную землю, как седина. Кажется, какое-то время Лаин и Райен говорят о снеге. Потом — об Атенриасе. О Джарре. Об этом стукнутом эльфе, который мог просто так прирезать пару храмовников, кататься на оборотне или проникнуть в Башню Круга, вплавь перебравшись через чертово озеро. Когда Лаин говорит об этом с Райеном, получается не так больно и страшно, как она думала, хотя прошедшее время режет ножом. Впрочем, она ещё не может говорить вслух о том, что это она, Серый Страж, не смогла уберечь от скверны того, кто ей дорог. Что лучше бы она сама умерла десять раз. Что больше она никого не может потерять: сегодня, завтра, через год... Никого такого.
Лаин лепечет что-то о Черном Кинжале и том, что ей надо будет, когда всё закончится, найти безопасное место, чтобы исследовать его, возможно — долгие годы. А где то безопасное место? Я не знаю. Какое-нибудь. Чтобы никто не нашел. И вообще-то вот она подумала, мол, раз здесь всё валится в Бездну, может... Сердце останавливается, как страшно, невероятно страшно предлагать это, говорить вслух, а вдруг он не поймет? Откажется? Рассмеется? Выдох. Может, раз здесь всё валится в Бездну, Райен захочет уйти с ней?
— А куда всё-таки? — спрашивает потерянный оборотень.
Лаин прячет лицо в ладонях:
— Я не знаю. Не обращай внимания, я сама не своя, и говорю ерунду, я понятия не имею, о чём я...
— Да нет, — тихо и просто отзывается Райен, — я бы пошел.
Она поднимает на него взгляд, и ещё тише отвечает:
— Это хорошо.
Это очень странно — сидеть под первым снегом на оскверненной земле с мальчиком, который только? целых? четыре года назад таскал тебе букеты из лесных цветов. Который переборол демона, не будучи магом. У которого всё равно никогда не будет спокойной устроенной жизни, потому что такой секрет нельзя прятать вечно. И уже даже не хотеть его «спасти». Потому что последнее роднит его с тобой, а эта победа, на самом деле, делает его сильнее и удивительнее. И потому что прямо сейчас ты хочешь только чтобы он взял тебя за руку и увел отсюда. Это же ужасно страшно, если задуматься, но у Лаин не осталось сил бояться. Она выдыхает:
— Ma'arlath, vhenan. «Я люблю тебя, сердце моё»
— Чего? — встрепенувшись, переспрашивает Райен.
— Береги себя, — добавляет (а вовсе не врет!) Лаин.

Когда Райен уходит, она ещё какое-то время сидит в тени и смотрит на снег. Ей больше не страшно, так что она остановилась и осознала. Атенриаса нет и не будет больше нигде и никогда, потому что она, Лаин, плохо делала свою работу, если совсем уж сухо. Если по совести, то потому что она не уделила ему достаточно внимания, забегалась со спасением мира, понимаешь ли... И ведь это не помогло, потому что остальные тоже умерли. Если бы она решала чуть быстрее, тогда, возможно... Если бы она смогла уговорить никого, кроме Стражей, не выходить против этих бестий. Если бы она была настоящим Серым Стражем со стольной волей и громовым голосом! Но она Сулаин: маленькая, слабая и глупая эльфийка.
От всего этого она чувствует в себя нечто большое и темное: то ли горе, то ли пустоту. И совсем, совсем не чувствует себя живой. Сейчас она встанет, пойдет двигаться, сражаться, помогать оставшимся спастись, но это будет... не по-настоящему. Возможно, если сбежать, то это чувство исчезнет. А вот темное внутри уже вряд ли, и это очень плохо, потому что Страж понимает: кажется, это именно из тех вещей, которые делают магов уязвимыми для демонов. Большая, темная, горькая пустота, кричащая: «если можешь исправить это, сожри меня с потрохами, но исправь».
Сейчас это не важно. Сейчас важны Эруя, Райен и Кинжал.

Оскверненные тела ещё не унесли из жилой комнаты, и мертвых всё ещё оплакивают там. Вообще-то это небезопасно, но кто им запретит? Она сама бы села и поплакала, но слез больше нет. Две девушки — бойкая рыжая и бльшеглазая эльфийка — набрасываются на Лаин, когда она заходит. Бесполезные Серые Стражи, не спасли Мойру. Вот того мага спасли, а Мойру не спасли. Видимо, не старались. И как объяснишь им, что тут дело не в старании? Лаин чувствует их ненависть — и отзывается собственной. Снова волной поднимается гнев, кричащий, зовущий, чем дольше, тем громче, и здесь нет Райена, чтобы положить руку ей на плечо. Поэтому Страж просто уходит. Но, не выдержав, оборачивается в дверях:
— Я знаю, что вы не услышите меня, но, если бы я могла сделать что-нибудь, чтобы спасти их, я бы сделала это. Видите этого эльфа, рядом с Мойрой? Он был мне как брат, а теперь он мертв, так что, будьте уверены, я отдала бы всё, чтобы спасти их... Спасти его. Даже ценой своей жизни. Но это так не работает. Иногда люди умирают несмотря ни на что. Поэтому я остаюсь жить, и смерть каждого из них теперь — моя ноша.
Лаин ждет пару секунд, но девушки ничего не отвечают ей, и это ужасно удачно, потому что тогда всё точно полетело бы под откос. Она бросает на Атенриаса последний взгляд, выходит и закрывает за собой дверь.
«Теперь ты произносишь серьезные вдохновенные речи, Лаин? Ты действительно скатилась»

У лестницы толпа, сверху под дверью Эруи дежурит Райен, крича что-то про то, что маг медитирует над расшифровкой древнего ритуала. Собираются снимать чары с зеркала, всей толпой, а Элден решил стать «жертвой» и разбить его. Возможно, стоило бы поговорить с ним об этом, оценить его самоотверженность, спросить заодно, как он держится после того, что стало с Люси? Хотя в свете самоубийственного уничтожения артефактов, о последнем можно догадываться: не очень. А ещё Лаин рада, что разбивать зеркало не пришлось ей. Об этом тоже можно сказать Элдену, но толпа бурлит, валит на улицу, выносит её следом, и она не видит констебля, зато видит Сатурния, которому эльф... кажется, раб умершей магистрессы? приподносит браслет. Тот самый браслет — очень быстро понимает Лаин и тянет руки потрогать, почувствовать... Но раб дергается:
— Это не ваше!
— Не мое, ты прав. — Лаин прячет руки чуть ли не за спину.
— Зачем он тебе? — спрашивает Сатурний.
— Я хочу дать мальчику-оборотню выбор.
Магистр молча берет браслет у раба и передает ей. Лаин хочется немедленно бежать к Райену, но она мешкает:
— Кинжал... Я действительно хочу забрать его, когда всё закончится, и исследовать в безопасности и неизвестности. Возможно, у нас действительно получится изобрести лекарство.
Сатурний кивает и слегка улыбается. Расспросить бы его всё-таки про историю этого Кинжала, и Золотой Город, это же ходячий ворох знаний... Но браслет — важнее. Лаин надеется успеть поговорить с ним потом.

— Лаин, Эруе нужна твоя помощь в его... медитации! — слышится сверху, когда она входит в трактир.
Лаин взбегает по лестнице, просит у Райена, проходя мимо:
— Дай мне потом две минуты поговорить с тобой, пока мы не пошли к проклятому зеркалу и нас там не убили, хорошо?
Глаза у оборотня становятся весьма удивленные, но он кивает.
В комнате Эруя и долийский эльф рассуждают о том, что делать с зеркалом, когда печать будет снята. Судя по всему, выходит, что его всё-таки можно очистить от скверны, коль скоро здесь есть Кинжал. Долиец активно за это ратует, оказывается, он вообще сюда пришел за этим проклятым элювианом. Не очень везучий эльф. Лаин говорит: если люди поймут, что мы не собираемся разбивать зеркало, они попытаются убить нас. Древние знания — это отлично, но люди гораздо больше любят быть в безопасности, чем знать вещи. Эруя говорит, что, если его попытаются убить, он будет защищаться. Лаин знает об этом, и потому особенно остро не хочет доводить до такого.
В конце концов, Эруя и долиец решают действовать по ситуации, хорошо решают, Лаин нравится, в общем-то.

Пока они спускаются «заводить» толпу, Лаин зазывает в комнату Райена, показывает ему браслет и древний текст про оборотней. Райен усмехается: так это всё-таки эльфийская кровь сыграла с ним злую шутку? Лаин кажется, что без эльфийской крови он не пережил бы то падение с дерева, но это детали. Браслет. Она видит, с каким сомнением Райен вертит его в руках, как говорит, что именно сейчас, когда они идут к элювиану, ему нужна будет любая сила, которая у него есть. Мало ли...
— Конечно, — улыбается Лаин.
Она хотела дать ему выбор и выбор оборотень сделал. Теперь браслет — просто ценная эльфийская «безделушка». Зато все понимают, что к чему.
— Давай пока спрячем его где-нибудь здесь?

Путь к элювиану для Лаин действительно путь на плаху. Не понятно, почему она уверена, что у зеркала прольется много крови, но она готова к тому, что Стражам припомнят всё: и умерших сегодня, и безобидные беседы с древними магистрами, и совсем уж былые ферелденские обиды. Тем более, все, кому не лень, просят её следить за своей спиной, потому что две обиженные девушки действительно покушаются на жизнь «тех, кто дал Мойре умереть». Вот Мойра была бы счастлива...
Так или иначе, воздух вокруг трактира звенит от напряжения, и Лаин всё время говорит о смерти, а оттого становится сентиментальной. В какой-то момент она признается Райену:
— Помнишь ту смешную фразу на эльфийском? Не суть, просто, на самом деле, знаешь, я признавалась тебе в любви. Потому что, кажется, это действительно так.
Райен отворачивается:
— Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты не видела меня... другим.
И уходит.
— Дурак! — кричит ему вслед Лаин. — Дурак! Как был круглым дураком, так и остался!
Ничего, насмотрюсь ещё, захочешь, не захочешь, а поверишь мне. Удиви меня, мальчик, попробуй.

К зеркалу идут небольшой группой, одобренной Эруей. Молодец, учитель, как-то так уверенно вещал, что никто не взялся спорить, и никто даже следом не идет. Ритуал: совсем простые слова, даже смешно.
— Для ритуала нужен Кинжал, — врет Лаин, — дайте его сюда!
Но здесь и сейчас Кинжалом ничего сделать не удается. Возможно, если просто оставить его рядом с зеркалом на час другой... Эруя, долиец и Лаин переглядываются, а потом отступают, и вперед выходит Элден с мечами Андрасте. Взмах: и элювиан разлетается вдребезги. Мелкие, оскверненные дребезги. Выжечь бы теперь все эти руины да сравнять с землей... Но Лаин просто уходит из леса. Гордо и нарочито-медленно проходит между двух вооруженных женщин, которые вроде бы хотят её крови. Тихо спрашивает у Райена:
— Ты подумал? Скоро можно будет уходить.
Она ведь, если задуматься, даже не знает, чувствует ли к ней ещё что-нибудь особенное сам мальчик-оборотень. Хотя, вот, долийский амулет, который она дарила ему, носит до сих пор.
— Да, надо только будет поговорить с...
— Эруей, — заканчивают они хором.
— Почему ты не боишься меня? — спрашивает Райен.
— Я уже ничего не боюсь.

Из леса, пошатываясь, выходит Элден, в руках у него Кинжал. Лаин тут же понимает, что случилось. Она бежит ему на встречу и забирает артефакт. Элден как будто нехотя разжимает пальцы, но, возможно, у него просто нет сил сопротивляться.
— Ты цел? — спрашивает Лаин.
Элден молча кивает. В чаще у разбитого зеркала с ним оставалось только двое: Сатурний и та, что звалась Люси. Два древних магистра, вещь, способная убить их, и Серый Страж.
— Они мертвы?
Элден кивает опять. Лаин обнимает его. В порядке ли он, уже не спрашивает.
И ещё под сенью леса, не выходя на свет, Лаин прячет Кинжал под мантию. Никто ничего не видел, неведомый артефакт снова затерялся во тьме времен, да?

Потом она говорит Райену, что магистры убиты, и это ужасно странно, потому что так должно быть, но они помогали весь вечер. Иногда так, что лучше сразу умереть, но главное: они хотели помочь. А она так и не поговорила с Сатурнием... Ведь это, пожалуй, был единственный шанс в её жизни услышать историю очевидца таких событий.
А потом действительно начинает литься кровь: и у зеркала в лесу, как предполагала Лаин, и в трактире: люди и эльфы начинают просто убивать друг друга, потому что больше же их сегодня никто не убьет! Но никто при этом не интересуется судьбой Кинжала, и никто не покушается на саму Лаин. Наоборот, Логейн и Крис уверяют, что она теперь следующий Страж-Констебль, и то предсмертная воля убитого кем-то Элдена. «Прости, брат, не судьба...» Лаин направляет Криса в Башню Бдения, обещая, что там ему всё объяснят, говорит, что у неё ещё остались важные дела. Ни Крис, ни Логейн не спрашивают, какие, все только понимающе кивают.
Райен на взводе и дергается от каждого резкого звука, но они как-то проходят сквозь всё это невредимыми, прямо к Эруе. Тот только рад, что они бегут, но ему надо сначала закончить кое-какие дела. В Круг он постарается уже не возвращаться. И правильно, и не надо: пока хаос, можно воспользоваться им и затеряться без особого труда. Главное — не потерять друг друга. Райен договаривается с ним о способе связи, а Лаин просто обнимает учителя:
— Знай: если ты умрешь, я найду тебя в Запределье и убью снова.
Эруя смеется. Лаин это нравится: он бледный, но не тихий. Не пропадет ни от неё, ни вообще. Вот на кого всегда можно было и будет положиться. Ещё «одержимый» учитель.
— Понимаете, вы два самых важных существа, что остались у меня, я не могу потерять никого из вас.
Двое, и оба связаны с Тенью. Но Лаин не боится их, только немного себя. Поэтому она надевает на запястье браслет, и это чувствуется приятно, как тяжелое пушистое одеяло, укутывающее тебя со всех сторон. Теперь демоны не должны приходить во сне на её горькую пустоту. И не во сне тоже.

Они с Райеном по первому снегу, Лаин не знает, куда, то ли они пока бредут наугад, то ли Райен всё-таки ведет её.
— Знаешь, скорее всего, за эту штуку нас всё-таки попытаются убить, — говорит Лаин о Кинжале. — Это же лекарство от скверны, оно подрывает весь существующий в мире баланс. Но какие возможности в наших руках! Её можно извести, не загнать вглубь, как всегда, а уничтожить! Можно сделать так, чтобы никто больше не умер от неё.
Райен понятливо кивает.
— Но, возможно, мы ничего не успеем. Возможно даже, что нам правда осталось жить очень недолго, — виновато добавляет она.
— Зато весело, — замечает Райен.
Лаин слабо улыбается:
— Ma serannas, vhenan.
— А это что значит?
— Благодарю тебя, сердце мое.
— Хм! — Райен смешно морщит нос. — Может, ты меня тоже научишь этой абракадабре?
Огни трактира теряются за их спинами в осенней ферелденской ночи.

---

А я когда вырасту...

Если вы ещё не качались на качелях на Маяковской — сходите как-нибудь. Если вы вообще любите качели. Не специально, конечно, но по дороге к Патриаршим или с Патриарших, например. Осенью там славно, если уж осенью где-нибудь бывает славно.
Вообще кому-то осенью хочется только закутаться в белое пухлое одеяло, шуршащее, как снег, и просидеть так вечность. Можно две. Даже теперь, когда включили отопление. Пока его не включили, хотелось ещё больше, но мы готовили грог, смотрели на красивый ранний снег и справлялись как-то. А до того был сентябрь, такой солнечный, что почти окупил холодное лето, хотя вообще холодное лето — это неправильно, конечно. Никогда ещё не было такого, чтобы единственный раз я купалась в последних числах августа! Поздно об этом, я знаю, но нельзя молчать.
Вообще я не знаю, какими словами рассказывать про привычки спокойной жизни, созданные заново. Про новые сорта чая, танцы, маршруты. Что-то во всем этом кажется мне слишком волшебным для слов, возможно, наконец, баланс между явью и Грезой? Я не тону, учусь новому, держусь молодцом... Только из дома тяжело выходить. Но то говорит только в пользу дома, да?

А я когда вырасту, стану смотрителем маяка.
Непременно смотрителем маяка.

Подписываю себя ещё, кажется, на три игры отсюда и до мая. Играть Север в мае странно, даже с изнанки, но про этих двоих я в любое время... Ах, мои самоотверженные девочки и их волки, надо подумать на досуге, что мне в этом мотиве, уж больно... больно. И вкусно.

Ничего нового, на самом деле, хотя всё меняется и течет, как положено. Мне просто нравится время от времени вести эту летопись.
Могу вот тоже, заодно, рассказать, что послушала новый альбом Мельницы... достаточное количество раз. И, пожалуй, даже не буду рыдать, что у меня нет билета на концерт, но «Тристан» и «Dreadnought» достают до какой-то поразительной глубины меня. Больше серебра, боли и компасов! Особенно компасов. Пора уже всерьез задуматься над татуировкой. Например, когда зиму переживем.

@темы: простые волшебные вещи

---

Vir samahl la numin, Vir lath sa'vunin.

Пройдет чуть меньше недели с памятной ночи в Кэтскилле, когда ляжет снег. Райен будет говорить, что это хорошо, сложнее найти их следы, если кто-то возьмется искать. Лаин будет смеяться, что, раз они в бегах, им нужно придумать себе новые имена, и, может, слезливую легенду про простого деревенского парня, которого выгнали из дома за то, что спутался с эльфийкой. Очень простую и очень человеческую историю, которой у них никогда не было и не будет, без демонов, скверны, горы трупов и древних артефактов. Они бегут не от этого, конечно, потому что куда от этого убежишь? Но Лаин ужасно устала принимать тяжелые решения, просыпаться с криком, дергаться, что магический браслет норовит соскользнуть с руки. Устала и боится, что Райен заметит это, поэтому смеется. Пока даже от этой судьбы и невыносимой ответственности можно побегать, даром, что за поясом черный кинжал.
Потом к ним придет Эруя. Потом, пожалуй, она соврет Крису в письме что-нибудь о том, почему не вернется. Потом они найдут, где в этом прокаженном мире есть «безопасное место». Если повезет, успеют до начала Мора и выживут, а дальше всем на свете будет не до них. Анонимное общество «вы бы, конечно, убили бы нас, если бы знали правду, но...», и после «но» у каждого что-то своё. У Лаин: «но я всё равно постараюсь спасти вас всех».

Предыстория.

Сулаин родилась в долийском клане, и сначала ей всё очень нравилось. Это такой лейтмотив. Но, когда ей было десять с небольшим, у девочки проснулся магический дар. «Семья» не нашла ничего лучше, чем прогнать её куда подальше: их было мало, и «если вдруг что», они бы просто не справились... Так она попала в Круг. И сначала ей всё очень нравилось. Её учили, кормили, заботились о ней... Эруя научил не задавать лишних вопросов и получать необходимые тебе сведения, обходя запреты. И доверять ещё, пожалуй. Амбициозной девочке казалось, что она сможет не только прижиться здесь, но и сделать Круг лучше когда-нибудь, но амбиции сыграли против неё. После того, как она раскритиковала работу одного из Старших Чародеев, бесцеремонную Лаин сдали на руки проходящим мимо Серым Стражам как талантливого рекрута. И сначала ей всё очень нравилось! Ну да, напоили какой-то гадостью и сказали, что она вряд ли проживет теперь дольше тридцати лет, зато отпустили на все четыре, позволив заниматься интересными и полезными исследованиями. Сочетание свободы, как у долийцев с ресурсами, превосходящими порой ресурсы Круга, очаровывало. Вот только, когда она попыталась предоставить результаты работы руководству, ей тонко намекнули, что Орден её полезные исследования видел в гробу... Но это же не повод останавливаться, правда?

Заметки про игру.

Это была игра про то, что теряешь, когда пытаешься спасти всех. Это была игра про то, что объективной правды нет. Про то, как казаться сильной и храброй, когда ты уже совсем не. Кровоточащие раны, слом моральной системы, победа, которой уже нет сил обрадоваться.
И всё это для меня неожиданно про то, что значит быть Серым Стражем. До начала событий игры, Лаин и сама не подозревала, сколько в ней долга. Умереть, потому что того требует долг, оказалось нехитрым делом, а вот выживать, потому что долг требует того... Она сломалась бы совсем, не будь такой гибкой. До чего же люблю играть хаотиков! Можно кричать на толпу вооруженных мужчин, чтобы они укрылись в трактире, пока вы, двое, что не можете быть отравлены порождениями, будете биться за всех, и какая разница, сколько их? Можно быть готовой пойти убивать древнего магистра, зная, что он воплощенный грех и скверна, но не чудовище. Можно сдерживать дрожь в руках, когда ты подносишь другу сосуд с прокаженной кровью. Это важно, но не будет стоит ничего, если ты не найдешь в себе сил сделать то, за что твои же братья проклянут тебя, потому что того требует долг. Четыре года Лаин гонялась за легендарным черным кинжалом, способным побеждать скверну и, когда он, наконец, оказался у неё в руках, знала наверняка, что Серые Стражи убьют её за это. Ордену не нужна панацея. Ордену нужны сила и слава. Значит, это не Лаин предает Орден, уходя от них. Орден уже предал сам себя.

Кроме прочего, было интересно играть в то, как переплетаются личность и титул. Потому что «Серый Страж», конечно, заслоняет собой слегка поломанную двадцатидвухлетнюю девочку-мага. Но, если она посвящала Криса в ряды Ордена, как Страж, то до этого воскрешала его, оскверненного, как его подруга. Как обычная девочка она беспокоилась за учителя и иногда ревновала его, собачилась с Райеном и признавалась ему в любви, и чуть не стала одержимой, потеряв Атенриаса. Когда-нибудь она поймет, что всё это важнее ощущения чужой крови на руках, потому что ты не достаточно хороший командир и лидер, и не был готов решать, кому жить, а кому умереть.

К концу игры мне сломало всё, и Лаин была бы уже не против, на самом деле, если бы две мстительные девушки действительно сподобились её убить за то, в чем не было её вины. Но она выползла на своём искалеченном чувстве долга. Почти смешно становилось, когда Райен спрашивал, кажется, почему она не боится его. И в этот момент я, впервые за игру заметив на нём амулет из эльфийских руин, почувствовала себя ужасно старой, будто целая вечность прошла с тех пор. Я уже ничего не боюсь. Были вещи, которых она просто не смогла бы пережить, но не боялась уже ничего. С одной стороны, это открыло многие двери, с другой — осознавалось как совершенно нездоровый симптом. Потому она с благодарностью надела браслет, ослаблявший связь с Тенью, чтобы не видеть во сне демонов и не поддаться соблазну, раз уж своих тормозов не осталось. Я могу назвать как минимум трех, с которыми она вряд ли справилась бы.
И выходит, что по итогам на руки Райену и Эруе падает нечто совершенно потерянное и нежизнеспособное. Надеюсь, у них найдется сил и добра, чтобы выдержать Лаин такой. С другой стороны, отлично, что это падает на руки именно им, потому что когда-нибудь свобода и надежда победят прошлое, личность научится жить со своим долгом, а любимые одержимые рядом научат дорожить жизнью и быть счастливой.
Вот уж с чем не рассчитывала закончить игру, так это с черным кинжалом и семьей. Это было почти нереально. Серьезно. Как так вышло?

Благодарностей гора.

Спасибо мастерам. За то, что взялись за это, и что взяли меня. Отдельно Хильдэ, в которого я курила персонажа безудержно, за терпение, внимание, за то, сколько всего интересного пропустил, и сколько додал сам.

Игротехам. За вашу нелегкую работу, жутких тварей, восхитительное мясо, которое я, правда, попробовала только после игры, у Серых Стражей нет времени на еду +)

Элдену. За напарника, на которого так легко было положиться, даже если мы не были сработанной командой. За то, что с ним можно было быть несогласной, но нельзя было осудить. За ещё одно живое воплощение Ордена, такое отличное от самой Лаин.

Эруе. За то, что был рядом во всем этом кошмаре и, несмотря на него, находил время просто поговорить и говорил правду. За то, что воспитал мне такую девочку, в конце концов, это же несомненно твоё воспитание! За то, что не был хорошим, а был таким, каким был — ужасно живым, умным и правильно-жестким.
Я была готова к тому, что твой персонаж в действии может раскатать меня по плинтусу, сломать мне психику и потанцевать на обломках, но вышло потрясающее понимание. Ещё много нежности и тревоги, когда Эруя рассказывал про духа, но Лаин верила в учителя сильнее, чем в правила. Главное — спасти его от Круга и Круг от него, и дальше всё должно быть отлично.

Райену. За то, что я до сих пор пищу от восторга, как все сыграло, как тебе шли редкие звериные штрихи, как ты бесился и беспокоился. Как я бесилась и беспокоилась. За то, что этот мальчик стоил того, чтобы находить в себе силы и смелость, и за то, как с ним, оказывается, просто. Предлагать сбежать в первый раз было тяжело, но потерять его из виду снова было слишком немыслимо после всего, что они пережили вместе. А дальше всё — легко и просто.
Я, опять же, думала в этой завязке убиваться об то, как твои чувства оборачиваются против тебя и то, что нельзя высказать. Воз и маленькая тележка мазохистического счастья. И успешно играла в это вплоть до момента, когда он всё-таки — сам — рассказал про свою одержимость. Где-то там, когда Лаин сгребла его в охапку, давний невроз начал выбаливать в доверие. А дальше как по нотам вплоть до того, что из них двоих она носит браслет: ему доверяет больше.

Атенриасу. За то, как мы гуляли и играли в этих двоих, за предысторию в разы больше игры. За проставленную выпивку и то, как кинулся поднимать меня в бою, приносил мне лириум, все эти мелкие детали. За то, как я неожиданно удивилась, что ты уже совсем седой. Неужели лириум смертоноснее скверны? За то, что я не могу перестать извиняться, а жизнь Лаин уже никогда не будет прежней. Оттого, что не уберегла. Оттого, что его теперь нигде нет.
Меньшее, что она может сделать теперь — действительно избавить мир от скверны, которая его погубила.

Крису. За то, что стал моим главным подвигом и победой этой игры, мальчик, который выжил +) Искренний, деятельный, благодарный, такой бестолковый, но совсем не бесполезный. За то, как мы бесконечно красиво сыграли, и как потом по-дурацки валялись на полу и голосили «я меч во тьме». У меня, кажется, просто не выходит быть серьезной здесь, но это правда было очень круто.

Сатурнию. За то, как вскрыл меня двумя фразами: предложением рассказать про Золотой Город и «а Шонхану ты очень нравилась». Прочее уже меркнет, но, по совести, ещё за то, что говорил и как говорил, за отданный браслет, даже за то, что мы так и не сумели пообщаться толком: это оставило на девочке свой несомненный отпечаток. Тот факт, что ты древнее зло, никак не мог помешать чувствовать к тебе простую человеческую благодарность. Но ты был древним злом.
И, ты вряд ли в курсе, но за внезапную работу свахи спасибо отдельно. Если бы не слова про «драку магистра с одержимым», некоторые особо умные, пожалуй, и не поговорили бы +)

Логейну, Люси-Юлии, Ювицианне, Рейне и Элорин, долийскому котику, храмовникам и рабам и прочим. За все игровые столкновения, за совместные битвы, интриги, за наезды: какой ты Серый Страж, если на тебя ни разу не наехали? За то, какие были разные и правильные. Мы создали мир вместе с вами, по-моему, отличная работа^ ^

@темы: незнакомцы, простые волшебные вещи

---

Снежная осень в Ферелдене.

Смотрите, это же мешанина субъективных музыкальных ассоциаций!

Про игру в целом.


Про Серых Стражей. Привет и Элдену, и Крису.


Райену.


Атенриасу. Ir abelas, lethallin.


Учителю.


И то, что нельзя не.

@темы: незнакомцы

---

Но кто-то играет, и я должен петь

И с каждым днем все сильней
Мое ощущение, что это просто мой метод любви
Спасибо, БГ.

Стало теплее — стало отпускать.
Сначала в четверг собирался лучший на свете затонувший остров. У меня снова не хватало слов, поэтому я просто обнимала всех — особенно прекрасную Марту — и играла с ребенком-котенком-эльфенком, который съел меня «миллион бесконечность раз», а потом полюбил. Спасибо, Балар.
Потом были пятница, Игнис и вечерний город, полный сюрпризов, и слова — были. Домой я вернулась в ночи, чудом успев на метро. Спасибо, Игнис.
Утром в субботу помыла голову и побежала через полгорода к людям, которые учат делать кольца. Люди опаздывали, я сидела на «фонтане» во дворе жилого дома и пела, а в воде отражалось солнце, и было совсем не холодно. Потом там же мы сидели уже с Гло: Гло слушал про Подменышей со светящимися глазами и мы с ним придумывали прекрасное. Потом всё-таки приехали люди, которые учат делать кольца, рассыпали по столу камни и сказали: «выбирайте». Мой камень синий и слоистый, а в полутьме напоминает черную жемчужину. Снова привет, Море. Мы с Гло ходили курить и шутили, что дико лажаем, но, по-моему, оба мы молодцы. Все — молодцы. Кольца красивые. Педагоги котики, спасибо педагогам. И Гло. Спасибо, Гло.
Вечером в субботу я не поехала играть ещё одну безумную эльфийскую женщину, потому что пациент был скорее мертв, чем жив. И жаль ужасно, и извинюсь снова. Сегодня правда проснулась больная, но мальчик донес меня до трамвая, а трамвай донес до утреннего сеанса очередного кино про шпионов, и кино было милое. И солнце, солнце, солнце на зеленом из окна трамвая туда и обратно. Спасибо, Гворин.
Теперь пытаюсь смириться с мыслью о том, чтобы не выходить из дома и лечиться в ближайшие дни. Зазываю по этому поводу в гости весь твиттер, и пробегавшего мимо Андреаса, и вам вот тоже напишу: заезжайте в гости. Тут бардак, нет кошки, но есть гитара.
Хотя, если погода продолжит шептать, план «больничного» имеет шансы сорваться. Какое тут болеть?

Эй, всё просто отлично. Спасибо, август.

А тут не моё про птиц, осень и яблоки.

Как любая птица, ты собираешься в дорогу к осени.

Пусть пока ты срываешь яблоки, складываешь на подоконник персиковые косточки, смотришь сны про корабли, вишню и девушек в легких цветочных сарафанах, со звенящими браслетами на руках - ты настраиваешься на путь.

Вчера тебя видели у киоска, где продают карты всех дорог мира, и - заодно - рюкзаки.

Я узнаю это всегда от других, никогда – от тебя, но – свет мой! – не думай, будто бы я буду несчастной. Я люблю тебя, а значить люблю любую с твоих дорог, даже пусть они обходят стороной мой город.

С деревьев срываются звезды, с неба – яблоки, я пеку из них пироги, чтобы тебе было чем подкрепиться, отправляясь в путь.

На рассвете я выхожу во двор, и выпутываю из густых виноградных веток лунную паутину, всю в росе – будет тебе браслет, отводящий все злые сны.

Вместе с пуговицами, пришиваю к твоей рубашке солнечных зайцев – только попробуй теперь замерзнуть!

Календулу и подсолнух – чтобы голова не кружилась от высоты, цветные камушки с морского берега – будешь выменивать их у путников на истории, янтарные бусы – подаришь девушке, что ждет своего возлюбленного – в благодарность она отведет от тебя гром и молнии.

Лучезарный стук моего сердца, я люблю тебя, так пускай.

Август роняет звезды и яблоки, мы учим созвездия по карте, купленной в придорожном киоске. Когда становится холодно, ты выдыхаешь в воздух огонь.
- Я думала ты птица!
- Людям случается ошибаться.
- Но ведь...
- Некоторым, представь, кажется, будто скоро осень.
- А разве...
- Смешно! После любого месяца следует апрель.
- А после апреля?
- Поцелуй!

Бусы из янтаря рассыпаются, теряются в траве, вместе с яблоками и звездами, кто соберет все - станет самым счастливым, от сегодня и до конца вселенной.
Может и на дольше, конечно же.

— И при чём тут киты?

@темы: простые волшебные вещи