Эскапизм как образ жизни.
По немногочисленным просьбам трудящихся игравших: отчет-хроника Сулаин. Тонна текста, ОБВМ, а ещё хронология может хромать во имя связности повествования, да и игра не вчера была.
Ребят, ребят, кажется, я упоролась
Развернуть свиток.Лаин выползла на задание в Кэтскилл из очередных руин. Пошли слухи о том, что в окрестностях встречаются подозрительные твари и, если это то-о-чем-все-подумали, действовать следовало быстро. За свою недолгую карьеру, эльфийка встречалась с порождениями только на Глубинных Тропах, но один из входов располагался как раз неподалеку от Кэтскилла. Некогда запечатанный, но мало ли, что могло случиться? Да, Лаин, ситуация не из приятных, но нет поводов для паники. Это просто твоя работа...
Приехать утром, проспать весь день и, проснувшись, метаться по комнате в полутьме, поправляя рубашку, волосы, мантию, не решаясь выйти за дверь, где шумят и смеются. Лаин может спать в руинах, где бродят скелеты, может магией и кинжалом одолеть отряд порождений, а просто выйти из комнаты в людный трактир — тяжело. Предыгровая паника Той красиво перетекла в тот момент в игровую — Лаин, открыв для меня неожиданный лейтмотив «не такая уж ты и сильная, не такая уж ты и храбрая, пока никто не смотрит» Хорошо, что никто не видит.
Атенриас улыбается, челка падает на глаз. Они бродят вокруг трактира, говорят про сгоревшие дома и нападения «странных тварей». Лаин старается звучать беспечно. Он — вот это неожиданность! — работает на Орлей, и нельзя не смеяться:
— Ты теперь послушный орлейский пес?
Кажется, Атенриас не обижается, по крайней мере, он готов заказать им обоим горячего вина. Почти как в старые добрые времена, приятель.
Элден, страж-Констебль, любитель книг и противник политики Вейсхаупта, спускается со второго этажа. Лучшего напарника Лаин пожелать не могла. Они работали вместе всего пару раз, но его легко понимать. Что было, что есть, кто что делает дальше. Тут действительно были порождения и послушница, Люси, вышла из нападения с пустяковой царапиной, но... царапины же не бывают пустяковыми, если речь идет о скверне? Элден присмотрит за девушкой, пока это лучшее, что они могут сделать для неё.
Трактир постепенно набивается всякими, и знакомых лиц подозрительно много. Эруя ласково приветствует её на эльфийском и незамедлительно удаляется вести долгие беседы наедине с Райеном, местным «сторожевым псом», огрызающимся, что, мол, они, простые смертные тут выполняют работу Стражей. А сам ведь хотел в Орден когда-то, просто потому что она была Стражем. Хотел, хотя боялся...
Лаин растеряна и зла. Что не успела ответить ничего дельного. Что учитель, которого она не видела больше четырех лет, предпочитает ей какого-то деревенского паренька. Что у самого деревенского паренька не нашлось для неё доброго слова и взгляда. На сам факт того, что её задевает последнее, тоже зла.
Элден встрепенулся:
— Он тоже видел порождений? С ним нужно поговорить.
— Я поговорю.
Следом появляется Крис, жизнерадостно рассказывающий о своём побеге к умирающей сестре. Вот кого время совсем не изменило, как был бестолочью, так и остался. Они не обменялись ни единым письмом с тех пор, как Лаин покинула Башню. Не ожидала увидеть его когда-нибудь. Не ожидала, что будет так рада. Они с Конрадом идут с самого юга Ферелдена. Там тоже порождения. Досадно...
И, наконец, делегация из Тевинтера. Лицо магистра кажется ей знакомым... Но нет, пожалуй, такого не может быть. Это только кажется. Как так может быть? Так не бывает.
Лаин с Эруей бродят по границе между лесом и деревней. Он рассказывает о своих находках, о том, что Райен — его брат, но об этом никому не стоит говорить, о порождениях, встреченных по пути. Опять порождения! Хочет сказать ещё что-то важное, но их привлекают голоса в лесу. Тевинтерские рабы в темноте ищут четки, потерянные хозяином. Потрясенная бессмысленностью и опасностью этой затеи, ругаясь сквозь зубы, Лаин зажигает в ладони небольшой огонёк, чтобы хоть как-то помочь подневольному эльфу. У Эруи нет не это времени, он собирается идти, но Лаин ловит его за рукав:
— В двух словах, о чём ты хотел мне рассказать?
— Эльфийское наследие!
Четки они так и не находят, но приходит другая рабыня, и разрешает этому идти в трактир. У Лаин оторопь от этих подневольных пустышек.
Удается ухватить Райена в тихую темную комнату, узнать, где это он успел поработать Стражем. «Ничего особенного»: порождения забили храмовника, Райен забил порождений, а потом, как не в чем ни бывало прогулялся до древнего тейга. Вход на Глубинные Тропы открыт, отличные новости! Впрочем, это было предсказуемо. Но вся эта история... для деревенского мальчика-следопыта недурно. И необычно. Но Райен цел, его не задело и он как будто даже удивляется её вопросам. Лаин сама не понимает, в какой момент и от каких слов электризуется воздух в комнате, но она не хочет ссориться сейчас, и так невесело.
— Я думаю, ты можешь идти.
Мальчик издевательски улыбается:
— Спасибо за разрешение.
Храмовник из Орлея бахвалится перед долийцем, что последние эльфы, которых он видел на Священных Равнинах, были мертвыми. И тут же учтиво принимается расспрашивать Лаин об Ордене. Хочется заехать ему по лицу. Может быть. Когда-нибудь. Потом. Сейчас она улыбается.
— Что же делает вас такими особенными?
— Ну... то, что мы особенные, нет?
Когда храмовник отворачивается, Атенриас, дурачась, передразнивает его повадки. Лаин смеется.
В комнате, отведенной Стражам, сумрачно, лица Элдена не видно. Лаин рассказывает, где, по наблюдениям её знакомых, встречались порождения тьмы в последние пару дней. Он молчит.
— Скажи это уже вслух! — просит Лаин.
— Это Мор, — выдыхает Страж-констебль свистящим шепотом.
Райен, Элден и послушница Люси тоже узнали в тевинтерском магистре бывшего Стража. Лаин пытается оправдать Шонахана. Как, по их мнению, за четыре года чужеземец может стать тевинтерским магистром? Орден и так проглотил его смерть, как любую другую, не подавившись, оставьте его в покое, это не может быть он! Райен шипит что-то про магию крови, как будто считая, что у Стражей это в порядке вещей, и Лаин от злости срывается на крик:
— Я не пользуюсь магией крови!
Когда она остается одна, это неожиданно становится первой зацепкой: можно ли с помощью магии крови занять чужое тело? Мертвое тело? Оскверненное тело? Тут вспоминаются книги из Вейсхаупта и Древние Магистры, одного из которых убили неподалеку отсюда множество лет назад. Внутри холодеет.
Элювиан блекло мерцает, отражая свет заботливо зажженных кем-то свечей. Не обязательно смотреть на него, чтобы чувствовать в нём скверну. Отвратительно. Видеть бесценную реликвию такой — отвратительно. Сзади ругаются на Криса, который полез его трогать. Он не мог не заразиться, для него теперь есть только два пути... Лаин не успевает сказать об этом, Эруя достает из-под плаща черный кинжал. Нет, не так: Черный Кинжал. И вокруг как будто заканчивается воздух. Лаин успевает выдохнуть только:
— Он существует...
— Надо только знать, где искать, — замечает учитель.
Значит, у Криса есть шанс. Эруя аккуратно Кинжалом пускает ему кровь (это всё?) и отправляет с храмовником на карантин. Лаин неспокойно: это не магия, это скверна. Но той скверны здесь целый элювиан, и это важнее.
Она обещала Элдену вернуться быстро, но не выходит: Лаин не может отойти от оскверненного зеркала. Здесь тевинтерская магистресса, разглагольствует о ценности и опасности таких артефактов. Кому она это рассказывает? Впрочем, удается расспросить её о магистре-Страже. И правда, у него ферелденские корни... Даже родство с «людьми, которые сношаются с собаками» не мешает стать магистром в Тевинтере, если ты докажешь свои способности. Может, и правда просто Шонахан, никакого древнего зла? Теперь Лаин и рада бы поверить в это.
Неподалеку слышатся крики, голос Криса пополам с хохотом: «я хочу убивать!». Забыв о зеркале, Лаин бросается туда, но, когда она поспевает, тело мага уже бездыханно. Она падает на колени и возрождает его, даже оскверненного. Кричит:
— Всем разойтись!
— Почему мы должны слушаться вас? — слышится из вооруженной толпы.
— Потому что я хочу, чтобы все остались живы!
Элден присматривает за ними, а Лаин бежит к Эруе за Кинжалом. В присутствии артефакта Крису быстро становится легче, но сам Кинжал замечает проклятый магистр. Лаин шипит, что они могут поговорить об этом, когда они разберутся с этой... ситуацией, и в сопровождении храмовников уводит Криса в трактир. Надо обезопасить его от людей и людей от него и, главное, понаблюдать за работой Кинжала... По пути она проклинает Криса за то, что полез к зеркалу, но, пока он ходячий объект экспериментального лечения, злиться не выходит.
Там, в трактире, она впервые слышит Зов. Музыка, превосходящая всё на свете, рвет её сознание в клочья. Кажется, она оседает по стене, Крис кричит ей что-то, в дверях... Эруя? Лаин чувствует, что у неё считанные секунды до того, чтобы сдаться музыке. Она просит присматривать за Крисом, за Кинжалом и бежит на улицу, на морозный воздух, как будто он может спасти её, как когда перепил и стало тяжело дышать. Мыслить ясно не получается, ничего, со мной ничего, я просто слышу музыку...
И тут она понимает, что не единственная, кто отозвался на неё. Они идут.
— Они идут! — кричит Лаин в голос. — Порождения тьмы идут!
На границе леса собрались все или почти все, кто в состоянии держать оружие. Порождения медлят, прячутся в тени деревьев, кружат, отвратительно шипя. Лаин пытается уговорить всех укрыться в трактире.
— Это дело Серых Стражей!
— И сколько вас, Серых Стражей? А порождений сколько?
Я не вижу и не чувствую, сколько именно их, храмовник, но как ты не понимаешь, что скверна равняется смерти для тебя? У нас есть лекарство, но ты не знаешь о нем ничего, а я знаю непозволительно мало. Кому перерезать тебе глотку, если ты превратишься в вурдалака? Мы точно сдержали бы эту волну, но нет смысла тратить на споры время и силы, в конце концов, она никудышный командир. Лаин просто старается быть между строем защитников Кэтскилла и гранью леса.
Из тяжелого ранения амулетом поднимает Атенриас. Райен с беспокойством в глаза делает было шаг навстречу: «Лаин, ты в порядке?». В порядке, кто-то просто за одну битву израсходовал половину своих ресурсов, ничего страшного.
Твари отступают, и Лаин вспоминает, откуда ушла на Зов. Как там Крис?
Не объяснившись, она убегает с поля боя и находит молодого мага в агонии на полу — Кинжал кто-то забрал. Не доглядела. Лаин пытается вернуть всё, сделать правильно, но Крис умоляет посвятить его в Серые Стражи. Он не верит в исцеление. Он не хочет назад в Башню. Лаин просит Эрую всё-таки вернуть Крису Кинжал, чтобы дать ей время.
— А теперь всем выйти, быстро! Ритуал это таинство. Дайте мне две минуты.
Склонившись над другом, она читает нараспев старинный текст Посвящения и вынимает из сумки сосуд с обработанной кровью. Дальше — удар по голове и темнота. Когда она приходит в себя, Крис уже почти откашлялся, остатки крови разлиты по полу. Держась за больную голову, она спрашивает, что происходит, и получает ответ, что Черный Кинжал украден рабом тевинтерского магистра. А Крис? Крис оказался достаточно стойким. Теперь этот яд — часть его самого. Он сам хотел этого, да будет так.
Ещё не оправившись от головной боли, Лаин вылетает в общий зал трактира и видит, что магистр как раз удаляется в комнату — комнату, отведенную тевинтерцам и Серым Стражам, что почти лишает последних прибежища — со своим рабом. Не успев толком подумать, она идет за ними, предъявляет обвинения, которых не слышит никто, кроме этих двоих, и обыскивает раба. Но, разумеется, у того ничего при себе нет. Об этом можно было догадаться, Лаин, но кто-то здесь немного теряет контроль над эмоциями. Тевинтерец-Шонахан вещает что-то про то, что она, «свободная эльфийка» почему-то вводит его рабов в ужас. Лаин очень рада, что воришка в ужасе, но она бессильна. Кинжала нет, Кинжал потерян. И неясно, что приводит её в большее отчаянье: сам этот факт или то, что она подвела Эрую.
Так или иначе, здесь ей сейчас делать нечего. Скорее всего, артефакт ещё проявит себя.
Делать публичные заявления — значит, привлекать к Кинжалу лишнее, нежелательное внимание. Лаин идет искать Эрую, надо рассказать ему, что случилось. В общем зале она слышит, как Криса поздравляют со становлением Стражем. Увы, у неё нет времени поучаствовать. Эруя не злится, но говорит, что в руках Сатурния теперь единственная вещь, которой можно было его убить. Он знает, конечно, он знает. В конце концов, все видели, как магистр прогонял порождений, просто велел им убираться, и они убирались. Сомнения? Никаких сомнений.
Лаин и Элден сталкиваются у входа в трактир. Конечно, он тоже слышал Зов. Нет, брат мой, не может быть такого, что нам обоим пора. Но возможно нечто гораздо более невероятное. В библиотеке Вейсхаупта Лаин находила книгу, где говорилось, что скверна позволяла тем самым древним магистрам перерождаться в телах Стражей. Оскверненных телах. Элден и Лаин оба помнят, что Шонахан уходил искать источник некого зова... Лаин уверена, что он нашел. И умер. И источником этого зова был именно Сатурний.
Элден просит: поговори с ним о чём-нибудь, что может знать только Шонахан, он хочет понять, осталось ли в Сатурнии хоть что-нибудь от их брата. Лаин думает, может, спросить напрямую?.. О чем мог знать только Шонахан? Да ничего особенного он не знал. Ничего... запоминающегося. Разве что пойти и прямо на кровати их общей комнаты посмотреть, о чем расскажет его тело: инстинктам сложнее лгать, чем сознанию. Любопытно. Противно, но любопытно. Лаин могла бы потратить на это время, если бы всё её существо не кричало ей: «ничего не осталось, от Шонахана ничего не осталось».
Вместо этого она занимается другими полезными делами: невзначай рассказывает тевинтерской магистрессе, что, возможно, именно её спутник зовет сюда порождений. Осознанно или нет. Выясняет, что он украл у неё амулеты, найденные в местных руинах. Те самые амулеты, про которые ходит древняя эльфийская сказочка. Ожерелье, что усиливает связь с Тенью и браслет, что ослабляет. Какая потрясающая редкость! Какие возможности для исследований! И какая опасность в руках непредсказуемой древней твари. Выясняет, что Люси действительно отравлена скверной... но меняется так медленно. И таким странным образом. Элден явно близок с ней.
— Ты понимаешь, что, возможно, её придется убить?
— Да.
— И ты хочешь сделать это сам? Ты сможешь?
— Да.
Какие красивые и извращенные идеалы в нашем Ордене, брат. Никто больше не требует такого. Мне кажется, это неправильно. Но я бы ответила так же.
— Возможно, есть способ спасти её, ты видел Кинжал. Но я не знаю, где он сейчас, я не знаю, как он работает... Скверна может успеть взять над ней верх.
У кромки леса опять толпа. Очередная экскурсия в руины? Надо бы рассказать им, всем, что там оскверненное зеркало, чтобы никому больше не пришло в голову его трогать. Надо бы и про древнетевинтерского гада им рассказать, но ведь её сочтут чокнутой. Поэтому Лаин зачем-то рассказывает только про вора-раба, и ещё долго объясняет Райену, что нет смысла идти за ним сейчас. Был бы смысл — она не стояла бы тут. Украденного у него нет, как и в чем ты его обвинишь? К тому же, скорее всего, он делал это по приказу господина. Лаин сомневается, что без приказа господина это существо способно на что либо.
Райен вообще... маячит. Лаин досадливо морщится, замечая, как замечает его. То с Эруей, то с Логейном, то с этой трогательной блондинкой, хозяйкой трактира. Собаки мальчик так и не завел, зато девочку... Лаин то и дело ловит на кончике собственного языка какой-нибудь комментарий по этому поводу: то язвительный, то почти искренне-радостный. Язвительный чаще, но всё как-то не к слову, да и поймет ли он вообще, о чём речь? Вместо того и этого, в какой-то момент, наливая себе горячего вина, она предлагает Райену рассказать ей как-нибудь после, как он провел это время, отчего, пустившись в путешествия, так быстро осел, про собаку, опять же. Мальчик отвечает «может быть», таким тоном, как будто это «может быть и соблаговолю». Бесит.
Бесит и почти пугает, когда набрасывается, злясь и шипя сквозь зубы. «Может быть, вы не заметили, но у этого вашего бывшего Стража уже узоры от скверны видны», имея в виду, конечно, Сатурния. Лаин знает, чувствует, но не успевает за всем, они как-то упустили часть про «бдительность в мире», и ей одной этого не наверстать. Так что спасибо, конечно... но как бы объяснить, что здесь столько проклятой скверны, что иные Стражи решили бы, что безопаснее вырезать всех, кто находится в этой деревне?
Зато Атенриаса нигде не видно. Он, конечно, телохранитель орлесианцев, а те отсиживаются себе на втором этаже... Но надо бы, если будут свободные полчаса, забрать его и сводить посмотреть на элювиан. Он же всё равно проберется туда, а с Лаин это гораздо безопаснее, чем без неё.
Правда, если Лиан замечает его, то замечает в обществе тевинтерской магистрессы. От кого-то из его спутников она даже слышала упрек, будто Джарр «сменил госпожу». «Госпожа»... такое неподходящее Атенриасу слово, будь то аристократка из Орлея или магесса из Тевинтера. Но, вспоминая, как последняя интересовалась элювианом, Лаин думает, что они могли найти общий язык как раз на почве древних эльфийских артефактов? Он же слывет тут большим экспертом по последним, даже приблудившийся долиец знает Джарра, потому что именно он таскал в Кланы те ценные штуковины, что они с Лаин находили вместе.
С магистрессой, впрочем, гулять по руинам вроде как тоже безопасно, по крайней мере, проклятого зеркала она боится в должной степени.
В какой-то момент Лаин понимает, что тайны Ордена здесь и сейчас могут идти лесом, и просит Элдена пойти к Логейну и рассказать ему всё, что он считает нужным. Как можно больше. Желательно, чтобы этого было достаточно, чтобы взять Сатурния под арест. Он слишком опасен со всеми магическими побрякушками, которые собирает. Пусть ему хоть немного укоротят руки, желательно с помощью храмовников. У нас, если что, есть свидетель, который может подтвердить, что кто-то, ужасно похожий на него, пользовался магией крови четыре года назад на территории Ферелдена. Не густо, но достаточно для... первичного разбирательства? Лаин почему-то кажется, что политическим скандалом это не грозит. Сатурний не похож на кого-то, кто готов устроить политический скандал.
Элден соглашается, Элден займется этим. Замечательно.
В комнате Стражей и тевинтерцов почему-то находятся Эруя и Райен. Лаин просто искала тишины, но она рада видеть этих двоих. Одному из них она верит настолько «безоговорочно», насколько умеет. Второму верит первый. Весь вечер, пока их было двое, они сторонились общества, но Лаин слишком измотана для социальных плясок. Она садится рядом с ними прямо на пол и рассказывает всё, что знает о сложившейся ситуации. Кинжалы, магистры и зеркала. Кажется, понемногу они втроем дополняют мозаику друг другу. Например, Лаин не ошиблась, послушница-Люси выбаливает вовсе не в вурдалака, а в нечто, подобное Сатурнию. Что за тварь её ранила, в таком случае? Или кто-то просто выбрал для себя её оскверненное тело так же, как Сатурний выбрал Шонахана?
Эруя... белый, тихий. Не такой, как всегда. Лаин спрашивает, в порядке ли он и чем можно помочь, а получает исповедь о том, что учитель её связан с духом Знания, и духа этого контролирует не слишком хорошо. В Круг назад ему нельзя. Ну, значит, нельзя, мало ли способов не возвращаться в Круг, если ты на свободе? С филактерией проблемы будут, но неужели не обойдем? Я понимаю всё, что ты говоришь о проклятой политике... Но давай сейчас, главное, выживем, а потом мы со всем справимся, обязательно.
— Сейчас нам нужно быть там, снаружи.
— Ты уверена?
— Нет.
Лаин держит учителя за руку. Связан с духом. Значит, одержимый. Не одно и то же, но пугающе близко. Она не может сейчас понять, тяготится ли Эруя этим договором или ему нужны только свобода и покой. Свобода и покой — ужасно много для «только», если ты маг. Она очень хочет ещё говорить об этом, но за дверью их тихой комнаты что-то происходит, и сейчас действительно не время говорить. Сейчас время беречь друг друга и разбираться с местным адом, потому что больше некому.
Лаин зарубает себе на носу: «Присматривать за учителем, помочь, если потребуется».
На крыльце трактира Лаин ловит Крис и, душевно благодаря её за спасение, из-под тишка вручает бутылочку лириума. А это кстати, мальчик, спасибо! Конечно, у мага, даже Стража, не должно быть при себе лириума, но это вряд ли станет серьезной проблемой для кого-то из присутствующих в творящемся бардаке, тем более, что в бою она лечит всех, не разбирая. Оттого и полупуста.
А Крис, конечно, хочет знать больше о том, кем он стал.
— Если мы переживем эту ночь, я расскажу тебе всё, о чем спросишь, и даже больше, — ласково улыбается Лаин. Настолько ласково, чтобы это «если» не слишком его насторожило.
У элювиана в руинах Эруя, Лаин, Логейн и две его священных меча. Эруя пересказывает в двух словах легенду про меч Пророчицы и проклятое зеркало, объясняет, что тот, кто нанесет удар, может умереть. Но умершего можно воскресить, если он умирает без... осложняющих обстоятельств. Логейн задумчиво предлагает: может, уговорить сделать это того, чья смерть им будет выгодна? Неподалеку от бывшей крепости по лесу бродит орлесианский храмовник. Только ни Логейн, ни Эруя не выпросят у него даже снега зимой. Лаин всё равно, кто разобьет зеркало, но Логейну действительно некстати погибать, особенно в их с Элденом «смену». Можно было бы сходить за самим констеблем, но это время-время-время, потом, захочет ли он сейчас умирать? У храмовника об этом можно не спрашивать.
— Кто здесь? — елейно спрашивает Лаин, ступая в лес.
В ответ ей раздается рев:
— Бриан де Кревкер!
— Вы-то мне и нужны, — улыбается Страж. — Скажите мне, ваша вера крепка?
Дальше она плетет что-то про то, что, возможно, только храмовник может воспользоваться мечем Андрасте, чтобы победить древнее зло.
— А я, как вы знаете, никогда не был храмовником, — замечает Логейн.
— И никогда не смогли бы стать! — опять ревет Бриан де Кревкер.
Потом орлесианец спрашивает, зачем ему спасать чужую землю, требует с Логейна клятв вернуть её во владения Орлея... Лаин мерзко. Человек, торгующийся за свою веру, за потенциальный подвиг — а ведь ему даже не сказали о возможной смерти! — удивительно мерзок. Впрочем, дело здесь явно не только во вражде между странами, на тэйрна у храмовника личная обида. В какой-то момент кажется, что Бриан де Кревкер бросится на Логейна с теми самыми священными мечами. Лаин сжимает рукоять посоха.
Но храмовник всё-таки идет к зеркалу, становится на колено, молится... Потом взмахивает мечами — обоими сразу — но ничего не происходит. Зеркало защищено? Жаль. Лаин вздыхает и, заглядывая храмовнику в глаза, проникновенно благодарит его за попытку, выражая надежду, что, когда маги разберутся с невидимым препятствием, он попытается сделать это снова. И, возможно, всё-таки сложится. Как ему, должно быть, сейчас обидно... Вера так крепка, но древняя эльфийская магия крепче. Впрочем, будем честными: скорее всего он вообще не понял, что произошло.
Эруя идет разбираться с одержимым в отряде тэйрна — куда только смотрят все эти храмовники? Лаин идет пытаться просить магистрессу поставить барьер, чтобы хоть на какое-то время оградить зеркало. Магистрессу она находит в потрясающей компании Сатурния и Райена. Они душевно поедают жареное мясо, болтая о том, почему же Сатурний скрывает свою древнюю оскверненную сущность. Значит, эти карты раскрыты, спасибо, творцы, так гораздо легче. Лаин пытается выяснить, находится ли Сатурний под арестом и, если да, где храмовники, но быстро отчаивается. У неё, в конце концов, дело к обычной, человеческой магистрессе — им и следует заняться...
— Перед тем, как ты ушла, Лаин...
Голос у магистра бархатный, вкрадчивый. И мерзотная привычка обращаться к ней по имени, хотя их не представляли.
— ...я мог бы рассказать тебе о Золотом Городе.
Тут Лаин кажется, что у неё внутри взрывается огненный шар. Конечно! Пожалуйста! Я могу не поверить тебе, но я ужасно хочу услышать. Откуда ты знаешь? Она дергается, ловит взгляд Райена. Вот он — знает. Может ли он осудить её за это? Невероятно древняя история, которую переврали уже десятки раз. Которую никто не видел. Кроме этой твари, и, если тварь расположена к разговорам...
— ...знаешь, Шонахану ты очень нравилась.
Снова взрыв, уже другой, отрезвляющий:
— И ты говоришь мне об этом, сидя в его теле?! Может расскажешь лучше, что случилось с ним, с моим братом?
Магистресса говорит:
— А давайте лучше про Золотой Город?
Райен говорит:
— А давайте, если вы хотите убить друг друга или что-то вроде, то сначала я с ним поговорю?
Лаин пытается подавить в себе гнев и не залепить пощечину гаду в красном балахоне. На самом деле, ей уже все равно, кто с кем будет о чём говорить. Разве что, оставляя Райена с магистром, она оборачивается в дверях:
— Ты уверен, что это безопасно?
Райен усмехается:
— Нет, конечно. Но тут, похоже, не осталось ничего безопасного.
Лаин медлит, Сатурний вздыхает:
— Увольте, вряд ли вы действительно хотите смотреть на драку древнего магистра и одержимого...
Взрыв. Лаин закрывает за собой дверь.
Как во сне, Лаин слушает магистрессу. Что она не может поставить барьер на зеркало. Что она ищет древние заклинания. Что ей не нравится, что у них нет достаточной для Сатурния противоборствующей силы. Что она была бы не против тоже войти в Золотой Город, если знать, как. Лаин думает, насколько это опасно: знать, как. Потому что однажды она и сама могла бы не удержаться. Да, Ужасный Волк её дери, она тоже была бы «не против».
На разговоры о Золотом Городе приходит та, что когда-то звалась Люси. Она называет магистрессу и Лаин «девочками» и рассказывает, как держала ритуал, как была отравлена скверной, как перерождалась в телах дочерей той, над которой когда-то провела неведомый ритуал. Глядя на неё, Лаин думает, что никогда до этой ночи не осознавала полностью, насколько магия сильна и опасна. Кинжал сейчас у Люси. На час, чтобы исцелиться от скверны. Час, время действия — час. Надо будет запомнить. Лаин говорит ей, что хотела бы забрать Кинжал после. Люси отвечает, что Серые Стражи попытаются убить за него. В том числе своих же. Как это было с последним, носившим Кинжал когда-то. Лаин не спрашивает: она очень хорошо представляет, как отреагировал бы Вейсхаупт на такую находку. Орден не должен знать.
Лаин бродит из их теплой темной комнаты в общий зал и обратно, ожидая, когда закончат говорить Райен с Сатурнием. Но эти двое не спешат.
Порождения тьмы с рычанием врываются в трактир. Никакой бдительности в мире, да, Лаин? Неужели ты так громко думала про одержимых мальчиков и золотые города, что не почувствовала, как идут враги? Так бывает? Насколько это должно быть важно для тебя?
Битва короткая и страшная. Из тяжелого ранения поднимает Сатурний магией крови. Лаин почти шипит слова благодарности: не время разбираться в методах, но от методов она не в восторге. Все, кто способен держать оружие, высыпают на улицу, и Лаин следом, задержавшись на пару мгновений возле раненных: кажется, это Льюис и Элден. Уже на улице слышно, они снова идут из леса. К стене привалился едва живой Атенриас. Минус ещё одно исцеление... Эльф с облегчением выдыхает. Лаин всматривается в его лицо:
— Ты в порядке?
— Да, — едва заметно кивает он.
На ходу Страж нащупывает за пазухой бутылку с лириумом. У неё уже есть мана, но будет неловко, если она кончится во время боя. За трактиром лежит Мойра, кричит всем отойти от неё: укусили. Смелая воительница, умная воительница. О тебе позаботятся после битвы. Ещё одной короткой и страшной битвы, где маги из Тевинтера то и дело бьют по площади, цепляя и тварей, и людей, где под конец, когда порождения отступают, орлейский храмовник всё-таки набрасывается на Логейна — у всех на глазах! о чем он думал? — и убивает его. Пока воины разбираются с напавшим, Лаин опуускается рядом с тэйрном, кладет руки ему на грудь и шепчет: «Возрождение». Тэйрн делает судорожный вздох. Последнее сложное заклинание на сегодня, если не влить в себя ещё голубой дряни. По обеспокоенным взглядам товарищей, Лаин понимает, как хорошо видно, что она не в порядке.
— Джарр, скажи мне, у тебя ведь есть лириум?..
Атенриас неожиданно щедр и обещает сейчас принести. Видимо, делиться не вполне легальными наркотиками входит в его понятия о дружбе. Крис, попавшийся на пути, шепотом спрашивает, не подойдет ли кровь. Лаин почти кричит на него, что нет. Не ожидала. Разочарована.
Райен отзывает её в сторону, заговорщически вопрошает:
— Ты же не собираешься рассказывать никому, что сказал тебе магистр? Об одержимости?
Лаин сообщает мальчику, что у него есть уникальный шанс убедить её этого не делать: честно рассказать, что всё это значит. Не то что бы она собиралась кому-то говорить, но почему бы не сыграть козырную карту, раз уж такую дают в руки?..
— Да ничего не значит, — пожимает плечами Райен.
— Если ничего не значит, то тут нечего скрывать?
Повисает недолгое молчание. Лаин очень спокойно прикидывает, способен ли он убить её, чтобы наверняка молчала?
— Разве я похож на одержимого? — спрашивает Райен.
— Иногда... Когда злишься.
Страж вспоминает сказочку про оборотней: эльфов, слившихся с демоном гнева. Эльфов или полуэльфов, «которые выглядят в точности как люди». Картинка складывается. Она кладет руку Райену на плечо и просит:
— Расскажи мне, что случилось.
И он рассказывает: про магистра-Шонахана, круг призыва демона и падение с дерева. Райен говорит, что теперь уже совсем контролирует демона. Что победил его. Что оказался сильнее. Теперь он чует всякие интересные вещи. Лаин слушает молча. У неё в голове мешаются демонические страшилки из Круга, воспоминания о трогательном мальчике, который боялся пауков, мысли о том, что это схоже с инициацией Стражей, тот же принцип, принять в себя нечто смертельное. И осознание, что от этого есть «лекарство», тот самый браслет, что снижает связь с Тенью, украденный у магистрессы. Здесь! В этом трактире! Сегодня! И только потом она замечает, как пристально Райен следит за её реакцией. Как он, должно быть, напуган, раз так хорохорится. Тогда Лаин обнимает его. Это и извинение, и принятие и как будто попытка защитить. Когда она отстраняется, глаза у мальчика большие и растерянные. Лаин улыбается:
— Извини, если я выгляжу так, как будто жалею тебя... Это другое.
И это другое, к сожалению, не выразишь словами.
— Мне кажется, я знаю, что можно сделать с этим, — добавляет она почти шепотом.
Потом Атенриас всё-таки приносит ей лириум, и после второй бутылки жизнь совсем перестает казаться медом, но вспоминать об этом потом будет мешать противная туманная дымка. Всё немного смешивается, взбалтывается... И этого всё равно недостаточно. Все, кто умрет безвозвратно отсюда и впредь — на совести убийц. Она кончилась.
— Этого достаточно? — спрашивает Атенриас.
— Да, спасибо, — врет Лаин, тепло улыбаясь. А то возьмется ещё тащить ей лириум откуда угодно, нет, спасибо. Выпей она ещё, совсем крыша бы поехала, наверное.
Пока тихо после прогремевшей бури, Лаин идет поговорить с древней тевинтерской тварью в красном балахоне. Золотой Город? Шонахан? Знаешь, всё это очень интересно, но вообще я хотела спросить, где браслет, который ты выкрал у своей спутницы? Ах, понятия не имеешь, не интересовался вообще, а украл просто так, чтобы неповадно было тайны от тебя иметь. Ну ты и дрянь. Спасибо на том. Дальше как раз можно про Шонахана или Золотой Город, а может, про Черный Кинжал, всё это ужасно интересно. Уже без иронии. Ну и что, что ты мой идейны враг?..
Но узнать ничего интересного Лаин не успевает.
— Эруя! — слышатся громогласные вопли откуда-то из главного зала, — Эруя!
Лаин проталкивается сквозь толпу и видит, что неудивительно, Эрую и стоящего напротив него Атенриаса с клинками наготове. У последнего узоры скверны на лице. Лаин чувствует непреодолимое желание ударить его по голове посохом как следует. Почему нельзя было сказать раньше и не доводить до того, чтобы бросаться на людей? Эруя берет отравленного в ледяную хватку, а Лаин тащит в комнату, где уже лечат Кинжалом Мойру, то шипя на него, то крича:
— Почему ты мне не сказал?!
— Он не может тебе ответить, — замечает Эруя.
— Мне плевать! — отрезает Лаин и задвигает начавшему отмерзать другу пощечину, прежде чем учитель оглушает его.
И вот, когда они уже почти приспособили двух отравленных к одному артефакту, Лаин снова слышит Зов. На этот раз слишком близко, чтобы сопротивляться.
Через некоторое неочевидное количество минут Лаин обнаруживает себя на коленях, загораживая грудью от любых потенциальных напастей задремавшего Сатурния. Пожалуй, это худшая вещь, которую когда-либо творила с ней скверна, злейшая из шуток. Но чтобы быстро забыть об этом позоре, достаточно просто вспомнить, что, раз она услышала Зов, его могли слышать и порождения тьмы. Двое в соседней комнате уже отравлены скверной, и Лаин не хочет поднимать шума, чтобы их не стало больше. Вместо этого Страж спрашивает ту, что звалась Люси, может ли она по праву одного из древних магистров велеть порождениям идти прочь, если они вздумают явиться?
— Конечно, — отвечает та мелодичным голосом. И они, две девушки, тихо выходят, чтобы посмотреть, идет ли опасность?
В дверях Лаин ловит Логейн, держащий под локоть испуганную дочь умершего старосты. Хочет узнать, отравлена ли девушка. Лаин закрывает глаза: едва-едва, но скверна уже ощущается в ней.
— Да. Мне жаль.
Она просит тэйрна отвести её к остальным, а сама бежит догонять послушницу-магистрессу. У леса холодно, темно и потрясающе тихо. Как в руинах, где уже никого живого, кроме тебя. На Лаин наваливается ощущение ужасной усталости от всех этих людей, криков и беготни.
Они стоят пару минут молча, но тишина не сменяется шипением порождений. Кажется, в этот раз миновало, кажется, ничего не случится. Впрочем, «Люси» соглашается побыть здесь ещё недолго, приглядеть за лесом, не идут ли. Лаин смотрит на её лицо, так неуловимо изменившееся за последние несколько часов... Вероятно, дело в выражении. Лаин смотрит и чувствует в ней скверну, но не испытывает ничего, кроме благодарности.
А потом все начинают умирать у неё на руках. Три отравленных скверной, чье заражение протекает очень быстро, один артефакт, способный свести это на нет за час, но только для одного. Несколько глотков обработанной крови, что осталась у Элдена. Логейн, который требует, чтобы лечили Мойру. Атенриас, который всё ещё без сознания. Древний магистр, над телом которого скверна тоже властна, и это очень плохая новость. А его немедленное убийство с целью обезопасить всех может стоить им одного из Стражей. Лаин чувствует, что тонет в этом всем. Она объявляет Право Призыва над Атенриасом, и Эруя говорит:
— Твоя отвественность. Но ты ведь понимаешь, что он придет убивать меня, как только встанет на ноги?
Лаин не понимает. Она качает головой:
— Я ему не дам.
Потом Эруя уходит, потому что появился шанс узнать, как уничтожить элювиан, и это важнее.
— Я справлюсь здесь, — говорит ему Лаин, и он ей, кажется, верит, а она себе, кажется, нет.
Логейн снова напоминает, что Кинжал должен достаться Мойре. Лаин указывает на нежную трактирщицу, девочку в красивом платье:
— Значит, вы хотите, чтобы мы приняли в Стражи её? Она не воин, и никогда не станет им.
Тэйрн затихает, обдумывая.
Райен предлагает дать ему Кинжал, чтобы он уже пошел и убил магистра. Лаин просит его забыть об этой идее немедленно. Они не знают точно, как работает артефакт, а Райен... нужен ей живым? Как-то так. Так или иначе: сначала лечение, потом убийство.
Она бесцеремонно срывает приватную беседу Элдена с орлесианцами, даже не извиняясь, просто ввалившись в комнату и сухо отрапортовав, что творится внизу. Он приходит с какой-то керамической трактирной «чашей», выливает туда их ядовитое лекарство... А потом все просто умирают. Кто-то от скверны, кто-то от меча Логейна, потому что стало уже слишком поздно.
Сначала Атенриас. Лаин опускается на колени и чувствует, как плачь и крик подступают к горлу, а следом за слезами, как штормовая волна, поднимается ярость. Она злится на себя, порождений, на друга за то, что молчал. Лаин знает, что значит для неё такой гнев, но как будто ничего не может сделать. Она не уберегла Атенриаса. Что-то ещё имеет значение?..
На плечо ей опускается рука Райена:
— А знаешь, он ведь видел меня... не в лучшем виде. И не испугался.
И гнев отступает. Остается печаль. Остается опустошение. Остается нежность. Лаин легко касается лица умершего друга:
— Он же без башни... был. Я не знаю, возможно ли вообще было его испугать.
И отступает. Во всем теле ещё живет легкая дрожь от осознания того, что случилось с Атенриасом, и что могло случиться с ней. Но нельзя смотреть. Нельзя думать. Не сейчас.
Потом Мойра. Смелая воительница, умная воительница, прости.
Потом хозяйка трактира. Её так трясет от глотка из чаши, что Лаин кажется: выживет. Но нет. Не выдерживает. Не достаточно сильная. Элден горько качает головой. Райен, стоящий над ней, тихо спрашивает:
— Значит, вот как становятся Серыми Стражами?
Лаин кивает. И теперь её очередь тенью вставать за его плечом.
— Она была тебе дорога?
— Она была... хорошей. И всегда была добра ко мне.
Лаин берет его за руку. Они вдвоем, потерянный Элден с пустой чашей, кажется, ещё кто-то, некоторое время молча стоят в комнате с тремя трупами. И так же молча расходятся.
Кинжал возвращают Сатурнию. Все забыли об идее немедленно убить его, и Лаин рада. Во-первых, они так и не успели поговорить, во-вторых, его власть над порождениями ещё может пригодиться, в-третьих, куда уж больше безжизненных тел. Древний магистр говорит о том, что хотел бы, чтобы Черный Кинжал после этой ночи достался Серым Стражам, мол, может, им удастся сделать хоть что-то полезное. Лаин удивлена. Пока никто как будто не против отдать ей бесценный артефакт, за которым она охотилась четыре года. В её представлении это странно. Такие вещи просто не могут доставаться без боя.
Сатурний шутит что-то про то, не стать ли ему самому Серым Стражем, Лаин отвечает, что, возможно, приняла бы его в Орден, вот только, какая ирония, он уже Серый Страж.
Теперь Лаин больше всего боится остановиться и осознать, что случилось. Поэтому она бежит к Эруе, который засел на втором этаже, спросить, не нужна ли ему помощь. Как в старые времена в Круге, когда она даже представить не могла, что бывает такой кошмар, биться над бумагами, на которых вопросов больше, чем ответов. Но помощь учителю не нужна. Можно было бы нанести «визит вежливости» орлесианцам, сказать, что их телохранитель умер, но... говорить это вслух? Да и что тем орлесианцам до Атенриаса, на самом деле? Они и имени-то его, поди, не знали.
Спускаясь, Лаин слышит, Райен объясняет какой-то темноволосой девушке (тоже из Орлея? как будто смутно знакомая), что, не уверен, что хочет с кем-либо уединяться. Не потрудившись вникнуть в суть, Страж усмехается:
— Прямо-таки ни с кем?
Райен смотрит на неё, улыбается уголком рта и бурчит что-то про то, что вот с ней, Лаин, может быть, иногда.
— Пошли подышим воздухом? — просит она тихо.
На улице снег. Ранний, обжигающий холодом, мелкий снег. Он ложится на темную землю, как седина. Кажется, какое-то время Лаин и Райен говорят о снеге. Потом — об Атенриасе. О Джарре. Об этом стукнутом эльфе, который мог просто так прирезать пару храмовников, кататься на оборотне или проникнуть в Башню Круга, вплавь перебравшись через чертово озеро. Когда Лаин говорит об этом с Райеном, получается не так больно и страшно, как она думала, хотя прошедшее время режет ножом. Впрочем, она ещё не может говорить вслух о том, что это она, Серый Страж, не смогла уберечь от скверны того, кто ей дорог. Что лучше бы она сама умерла десять раз. Что больше она никого не может потерять: сегодня, завтра, через год... Никого такого.
Лаин лепечет что-то о Черном Кинжале и том, что ей надо будет, когда всё закончится, найти безопасное место, чтобы исследовать его, возможно — долгие годы. А где то безопасное место? Я не знаю. Какое-нибудь. Чтобы никто не нашел. И вообще-то вот она подумала, мол, раз здесь всё валится в Бездну, может... Сердце останавливается, как страшно, невероятно страшно предлагать это, говорить вслух, а вдруг он не поймет? Откажется? Рассмеется? Выдох. Может, раз здесь всё валится в Бездну, Райен захочет уйти с ней?
— А куда всё-таки? — спрашивает потерянный оборотень.
Лаин прячет лицо в ладонях:
— Я не знаю. Не обращай внимания, я сама не своя, и говорю ерунду, я понятия не имею, о чём я...
— Да нет, — тихо и просто отзывается Райен, — я бы пошел.
Она поднимает на него взгляд, и ещё тише отвечает:
— Это хорошо.
Это очень странно — сидеть под первым снегом на оскверненной земле с мальчиком, который только? целых? четыре года назад таскал тебе букеты из лесных цветов. Который переборол демона, не будучи магом. У которого всё равно никогда не будет спокойной устроенной жизни, потому что такой секрет нельзя прятать вечно. И уже даже не хотеть его «спасти». Потому что последнее роднит его с тобой, а эта победа, на самом деле, делает его сильнее и удивительнее. И потому что прямо сейчас ты хочешь только чтобы он взял тебя за руку и увел отсюда. Это же ужасно страшно, если задуматься, но у Лаин не осталось сил бояться. Она выдыхает:
— Ma'arlath, vhenan. «Я люблю тебя, сердце моё»
— Чего? — встрепенувшись, переспрашивает Райен.
— Береги себя, — добавляет (а вовсе не врет!) Лаин.
Когда Райен уходит, она ещё какое-то время сидит в тени и смотрит на снег. Ей больше не страшно, так что она остановилась и осознала. Атенриаса нет и не будет больше нигде и никогда, потому что она, Лаин, плохо делала свою работу, если совсем уж сухо. Если по совести, то потому что она не уделила ему достаточно внимания, забегалась со спасением мира, понимаешь ли... И ведь это не помогло, потому что остальные тоже умерли. Если бы она решала чуть быстрее, тогда, возможно... Если бы она смогла уговорить никого, кроме Стражей, не выходить против этих бестий. Если бы она была настоящим Серым Стражем со стольной волей и громовым голосом! Но она Сулаин: маленькая, слабая и глупая эльфийка.
От всего этого она чувствует в себя нечто большое и темное: то ли горе, то ли пустоту. И совсем, совсем не чувствует себя живой. Сейчас она встанет, пойдет двигаться, сражаться, помогать оставшимся спастись, но это будет... не по-настоящему. Возможно, если сбежать, то это чувство исчезнет. А вот темное внутри уже вряд ли, и это очень плохо, потому что Страж понимает: кажется, это именно из тех вещей, которые делают магов уязвимыми для демонов. Большая, темная, горькая пустота, кричащая: «если можешь исправить это, сожри меня с потрохами, но исправь».
Сейчас это не важно. Сейчас важны Эруя, Райен и Кинжал.
Оскверненные тела ещё не унесли из жилой комнаты, и мертвых всё ещё оплакивают там. Вообще-то это небезопасно, но кто им запретит? Она сама бы села и поплакала, но слез больше нет. Две девушки — бойкая рыжая и бльшеглазая эльфийка — набрасываются на Лаин, когда она заходит. Бесполезные Серые Стражи, не спасли Мойру. Вот того мага спасли, а Мойру не спасли. Видимо, не старались. И как объяснишь им, что тут дело не в старании? Лаин чувствует их ненависть — и отзывается собственной. Снова волной поднимается гнев, кричащий, зовущий, чем дольше, тем громче, и здесь нет Райена, чтобы положить руку ей на плечо. Поэтому Страж просто уходит. Но, не выдержав, оборачивается в дверях:
— Я знаю, что вы не услышите меня, но, если бы я могла сделать что-нибудь, чтобы спасти их, я бы сделала это. Видите этого эльфа, рядом с Мойрой? Он был мне как брат, а теперь он мертв, так что, будьте уверены, я отдала бы всё, чтобы спасти их... Спасти его. Даже ценой своей жизни. Но это так не работает. Иногда люди умирают несмотря ни на что. Поэтому я остаюсь жить, и смерть каждого из них теперь — моя ноша.
Лаин ждет пару секунд, но девушки ничего не отвечают ей, и это ужасно удачно, потому что тогда всё точно полетело бы под откос. Она бросает на Атенриаса последний взгляд, выходит и закрывает за собой дверь.
«Теперь ты произносишь серьезные вдохновенные речи, Лаин? Ты действительно скатилась»
У лестницы толпа, сверху под дверью Эруи дежурит Райен, крича что-то про то, что маг медитирует над расшифровкой древнего ритуала. Собираются снимать чары с зеркала, всей толпой, а Элден решил стать «жертвой» и разбить его. Возможно, стоило бы поговорить с ним об этом, оценить его самоотверженность, спросить заодно, как он держится после того, что стало с Люси? Хотя в свете самоубийственного уничтожения артефактов, о последнем можно догадываться: не очень. А ещё Лаин рада, что разбивать зеркало не пришлось ей. Об этом тоже можно сказать Элдену, но толпа бурлит, валит на улицу, выносит её следом, и она не видит констебля, зато видит Сатурния, которому эльф... кажется, раб умершей магистрессы? приподносит браслет. Тот самый браслет — очень быстро понимает Лаин и тянет руки потрогать, почувствовать... Но раб дергается:
— Это не ваше!
— Не мое, ты прав. — Лаин прячет руки чуть ли не за спину.
— Зачем он тебе? — спрашивает Сатурний.
— Я хочу дать мальчику-оборотню выбор.
Магистр молча берет браслет у раба и передает ей. Лаин хочется немедленно бежать к Райену, но она мешкает:
— Кинжал... Я действительно хочу забрать его, когда всё закончится, и исследовать в безопасности и неизвестности. Возможно, у нас действительно получится изобрести лекарство.
Сатурний кивает и слегка улыбается. Расспросить бы его всё-таки про историю этого Кинжала, и Золотой Город, это же ходячий ворох знаний... Но браслет — важнее. Лаин надеется успеть поговорить с ним потом.
— Лаин, Эруе нужна твоя помощь в его... медитации! — слышится сверху, когда она входит в трактир.
Лаин взбегает по лестнице, просит у Райена, проходя мимо:
— Дай мне потом две минуты поговорить с тобой, пока мы не пошли к проклятому зеркалу и нас там не убили, хорошо?
Глаза у оборотня становятся весьма удивленные, но он кивает.
В комнате Эруя и долийский эльф рассуждают о том, что делать с зеркалом, когда печать будет снята. Судя по всему, выходит, что его всё-таки можно очистить от скверны, коль скоро здесь есть Кинжал. Долиец активно за это ратует, оказывается, он вообще сюда пришел за этим проклятым элювианом. Не очень везучий эльф. Лаин говорит: если люди поймут, что мы не собираемся разбивать зеркало, они попытаются убить нас. Древние знания — это отлично, но люди гораздо больше любят быть в безопасности, чем знать вещи. Эруя говорит, что, если его попытаются убить, он будет защищаться. Лаин знает об этом, и потому особенно остро не хочет доводить до такого.
В конце концов, Эруя и долиец решают действовать по ситуации, хорошо решают, Лаин нравится, в общем-то.
Пока они спускаются «заводить» толпу, Лаин зазывает в комнату Райена, показывает ему браслет и древний текст про оборотней. Райен усмехается: так это всё-таки эльфийская кровь сыграла с ним злую шутку? Лаин кажется, что без эльфийской крови он не пережил бы то падение с дерева, но это детали. Браслет. Она видит, с каким сомнением Райен вертит его в руках, как говорит, что именно сейчас, когда они идут к элювиану, ему нужна будет любая сила, которая у него есть. Мало ли...
— Конечно, — улыбается Лаин.
Она хотела дать ему выбор и выбор оборотень сделал. Теперь браслет — просто ценная эльфийская «безделушка». Зато все понимают, что к чему.
— Давай пока спрячем его где-нибудь здесь?
Путь к элювиану для Лаин действительно путь на плаху. Не понятно, почему она уверена, что у зеркала прольется много крови, но она готова к тому, что Стражам припомнят всё: и умерших сегодня, и безобидные беседы с древними магистрами, и совсем уж былые ферелденские обиды. Тем более, все, кому не лень, просят её следить за своей спиной, потому что две обиженные девушки действительно покушаются на жизнь «тех, кто дал Мойре умереть». Вот Мойра была бы счастлива...
Так или иначе, воздух вокруг трактира звенит от напряжения, и Лаин всё время говорит о смерти, а оттого становится сентиментальной. В какой-то момент она признается Райену:
— Помнишь ту смешную фразу на эльфийском? Не суть, просто, на самом деле, знаешь, я признавалась тебе в любви. Потому что, кажется, это действительно так.
Райен отворачивается:
— Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты не видела меня... другим.
И уходит.
— Дурак! — кричит ему вслед Лаин. — Дурак! Как был круглым дураком, так и остался!
Ничего, насмотрюсь ещё, захочешь, не захочешь, а поверишь мне. Удиви меня, мальчик, попробуй.
К зеркалу идут небольшой группой, одобренной Эруей. Молодец, учитель, как-то так уверенно вещал, что никто не взялся спорить, и никто даже следом не идет. Ритуал: совсем простые слова, даже смешно.
— Для ритуала нужен Кинжал, — врет Лаин, — дайте его сюда!
Но здесь и сейчас Кинжалом ничего сделать не удается. Возможно, если просто оставить его рядом с зеркалом на час другой... Эруя, долиец и Лаин переглядываются, а потом отступают, и вперед выходит Элден с мечами Андрасте. Взмах: и элювиан разлетается вдребезги. Мелкие, оскверненные дребезги. Выжечь бы теперь все эти руины да сравнять с землей... Но Лаин просто уходит из леса. Гордо и нарочито-медленно проходит между двух вооруженных женщин, которые вроде бы хотят её крови. Тихо спрашивает у Райена:
— Ты подумал? Скоро можно будет уходить.
Она ведь, если задуматься, даже не знает, чувствует ли к ней ещё что-нибудь особенное сам мальчик-оборотень. Хотя, вот, долийский амулет, который она дарила ему, носит до сих пор.
— Да, надо только будет поговорить с...
— Эруей, — заканчивают они хором.
— Почему ты не боишься меня? — спрашивает Райен.
— Я уже ничего не боюсь.
Из леса, пошатываясь, выходит Элден, в руках у него Кинжал. Лаин тут же понимает, что случилось. Она бежит ему на встречу и забирает артефакт. Элден как будто нехотя разжимает пальцы, но, возможно, у него просто нет сил сопротивляться.
— Ты цел? — спрашивает Лаин.
Элден молча кивает. В чаще у разбитого зеркала с ним оставалось только двое: Сатурний и та, что звалась Люси. Два древних магистра, вещь, способная убить их, и Серый Страж.
— Они мертвы?
Элден кивает опять. Лаин обнимает его. В порядке ли он, уже не спрашивает.
И ещё под сенью леса, не выходя на свет, Лаин прячет Кинжал под мантию. Никто ничего не видел, неведомый артефакт снова затерялся во тьме времен, да?
Потом она говорит Райену, что магистры убиты, и это ужасно странно, потому что так должно быть, но они помогали весь вечер. Иногда так, что лучше сразу умереть, но главное: они хотели помочь. А она так и не поговорила с Сатурнием... Ведь это, пожалуй, был единственный шанс в её жизни услышать историю очевидца таких событий.
А потом действительно начинает литься кровь: и у зеркала в лесу, как предполагала Лаин, и в трактире: люди и эльфы начинают просто убивать друг друга, потому что больше же их сегодня никто не убьет! Но никто при этом не интересуется судьбой Кинжала, и никто не покушается на саму Лаин. Наоборот, Логейн и Крис уверяют, что она теперь следующий Страж-Констебль, и то предсмертная воля убитого кем-то Элдена. «Прости, брат, не судьба...» Лаин направляет Криса в Башню Бдения, обещая, что там ему всё объяснят, говорит, что у неё ещё остались важные дела. Ни Крис, ни Логейн не спрашивают, какие, все только понимающе кивают.
Райен на взводе и дергается от каждого резкого звука, но они как-то проходят сквозь всё это невредимыми, прямо к Эруе. Тот только рад, что они бегут, но ему надо сначала закончить кое-какие дела. В Круг он постарается уже не возвращаться. И правильно, и не надо: пока хаос, можно воспользоваться им и затеряться без особого труда. Главное — не потерять друг друга. Райен договаривается с ним о способе связи, а Лаин просто обнимает учителя:
— Знай: если ты умрешь, я найду тебя в Запределье и убью снова.
Эруя смеется. Лаин это нравится: он бледный, но не тихий. Не пропадет ни от неё, ни вообще. Вот на кого всегда можно было и будет положиться. Ещё «одержимый» учитель.
— Понимаете, вы два самых важных существа, что остались у меня, я не могу потерять никого из вас.
Двое, и оба связаны с Тенью. Но Лаин не боится их, только немного себя. Поэтому она надевает на запястье браслет, и это чувствуется приятно, как тяжелое пушистое одеяло, укутывающее тебя со всех сторон. Теперь демоны не должны приходить во сне на её горькую пустоту. И не во сне тоже.
Они с Райеном по первому снегу, Лаин не знает, куда, то ли они пока бредут наугад, то ли Райен всё-таки ведет её.
— Знаешь, скорее всего, за эту штуку нас всё-таки попытаются убить, — говорит Лаин о Кинжале. — Это же лекарство от скверны, оно подрывает весь существующий в мире баланс. Но какие возможности в наших руках! Её можно извести, не загнать вглубь, как всегда, а уничтожить! Можно сделать так, чтобы никто больше не умер от неё.
Райен понятливо кивает.
— Но, возможно, мы ничего не успеем. Возможно даже, что нам правда осталось жить очень недолго, — виновато добавляет она.
— Зато весело, — замечает Райен.
Лаин слабо улыбается:
— Ma serannas, vhenan.
— А это что значит?
— Благодарю тебя, сердце мое.
— Хм! — Райен смешно морщит нос. — Может, ты меня тоже научишь этой абракадабре?
Огни трактира теряются за их спинами в осенней ферелденской ночи.
Ребят, ребят, кажется, я упоролась
Развернуть свиток.Лаин выползла на задание в Кэтскилл из очередных руин. Пошли слухи о том, что в окрестностях встречаются подозрительные твари и, если это то-о-чем-все-подумали, действовать следовало быстро. За свою недолгую карьеру, эльфийка встречалась с порождениями только на Глубинных Тропах, но один из входов располагался как раз неподалеку от Кэтскилла. Некогда запечатанный, но мало ли, что могло случиться? Да, Лаин, ситуация не из приятных, но нет поводов для паники. Это просто твоя работа...
Приехать утром, проспать весь день и, проснувшись, метаться по комнате в полутьме, поправляя рубашку, волосы, мантию, не решаясь выйти за дверь, где шумят и смеются. Лаин может спать в руинах, где бродят скелеты, может магией и кинжалом одолеть отряд порождений, а просто выйти из комнаты в людный трактир — тяжело. Предыгровая паника Той красиво перетекла в тот момент в игровую — Лаин, открыв для меня неожиданный лейтмотив «не такая уж ты и сильная, не такая уж ты и храбрая, пока никто не смотрит» Хорошо, что никто не видит.
Атенриас улыбается, челка падает на глаз. Они бродят вокруг трактира, говорят про сгоревшие дома и нападения «странных тварей». Лаин старается звучать беспечно. Он — вот это неожиданность! — работает на Орлей, и нельзя не смеяться:
— Ты теперь послушный орлейский пес?
Кажется, Атенриас не обижается, по крайней мере, он готов заказать им обоим горячего вина. Почти как в старые добрые времена, приятель.
Элден, страж-Констебль, любитель книг и противник политики Вейсхаупта, спускается со второго этажа. Лучшего напарника Лаин пожелать не могла. Они работали вместе всего пару раз, но его легко понимать. Что было, что есть, кто что делает дальше. Тут действительно были порождения и послушница, Люси, вышла из нападения с пустяковой царапиной, но... царапины же не бывают пустяковыми, если речь идет о скверне? Элден присмотрит за девушкой, пока это лучшее, что они могут сделать для неё.
Трактир постепенно набивается всякими, и знакомых лиц подозрительно много. Эруя ласково приветствует её на эльфийском и незамедлительно удаляется вести долгие беседы наедине с Райеном, местным «сторожевым псом», огрызающимся, что, мол, они, простые смертные тут выполняют работу Стражей. А сам ведь хотел в Орден когда-то, просто потому что она была Стражем. Хотел, хотя боялся...
Лаин растеряна и зла. Что не успела ответить ничего дельного. Что учитель, которого она не видела больше четырех лет, предпочитает ей какого-то деревенского паренька. Что у самого деревенского паренька не нашлось для неё доброго слова и взгляда. На сам факт того, что её задевает последнее, тоже зла.
Элден встрепенулся:
— Он тоже видел порождений? С ним нужно поговорить.
— Я поговорю.
Следом появляется Крис, жизнерадостно рассказывающий о своём побеге к умирающей сестре. Вот кого время совсем не изменило, как был бестолочью, так и остался. Они не обменялись ни единым письмом с тех пор, как Лаин покинула Башню. Не ожидала увидеть его когда-нибудь. Не ожидала, что будет так рада. Они с Конрадом идут с самого юга Ферелдена. Там тоже порождения. Досадно...
И, наконец, делегация из Тевинтера. Лицо магистра кажется ей знакомым... Но нет, пожалуй, такого не может быть. Это только кажется. Как так может быть? Так не бывает.
Лаин с Эруей бродят по границе между лесом и деревней. Он рассказывает о своих находках, о том, что Райен — его брат, но об этом никому не стоит говорить, о порождениях, встреченных по пути. Опять порождения! Хочет сказать ещё что-то важное, но их привлекают голоса в лесу. Тевинтерские рабы в темноте ищут четки, потерянные хозяином. Потрясенная бессмысленностью и опасностью этой затеи, ругаясь сквозь зубы, Лаин зажигает в ладони небольшой огонёк, чтобы хоть как-то помочь подневольному эльфу. У Эруи нет не это времени, он собирается идти, но Лаин ловит его за рукав:
— В двух словах, о чём ты хотел мне рассказать?
— Эльфийское наследие!
Четки они так и не находят, но приходит другая рабыня, и разрешает этому идти в трактир. У Лаин оторопь от этих подневольных пустышек.
Удается ухватить Райена в тихую темную комнату, узнать, где это он успел поработать Стражем. «Ничего особенного»: порождения забили храмовника, Райен забил порождений, а потом, как не в чем ни бывало прогулялся до древнего тейга. Вход на Глубинные Тропы открыт, отличные новости! Впрочем, это было предсказуемо. Но вся эта история... для деревенского мальчика-следопыта недурно. И необычно. Но Райен цел, его не задело и он как будто даже удивляется её вопросам. Лаин сама не понимает, в какой момент и от каких слов электризуется воздух в комнате, но она не хочет ссориться сейчас, и так невесело.
— Я думаю, ты можешь идти.
Мальчик издевательски улыбается:
— Спасибо за разрешение.
Храмовник из Орлея бахвалится перед долийцем, что последние эльфы, которых он видел на Священных Равнинах, были мертвыми. И тут же учтиво принимается расспрашивать Лаин об Ордене. Хочется заехать ему по лицу. Может быть. Когда-нибудь. Потом. Сейчас она улыбается.
— Что же делает вас такими особенными?
— Ну... то, что мы особенные, нет?
Когда храмовник отворачивается, Атенриас, дурачась, передразнивает его повадки. Лаин смеется.
В комнате, отведенной Стражам, сумрачно, лица Элдена не видно. Лаин рассказывает, где, по наблюдениям её знакомых, встречались порождения тьмы в последние пару дней. Он молчит.
— Скажи это уже вслух! — просит Лаин.
— Это Мор, — выдыхает Страж-констебль свистящим шепотом.
Райен, Элден и послушница Люси тоже узнали в тевинтерском магистре бывшего Стража. Лаин пытается оправдать Шонахана. Как, по их мнению, за четыре года чужеземец может стать тевинтерским магистром? Орден и так проглотил его смерть, как любую другую, не подавившись, оставьте его в покое, это не может быть он! Райен шипит что-то про магию крови, как будто считая, что у Стражей это в порядке вещей, и Лаин от злости срывается на крик:
— Я не пользуюсь магией крови!
Когда она остается одна, это неожиданно становится первой зацепкой: можно ли с помощью магии крови занять чужое тело? Мертвое тело? Оскверненное тело? Тут вспоминаются книги из Вейсхаупта и Древние Магистры, одного из которых убили неподалеку отсюда множество лет назад. Внутри холодеет.
Элювиан блекло мерцает, отражая свет заботливо зажженных кем-то свечей. Не обязательно смотреть на него, чтобы чувствовать в нём скверну. Отвратительно. Видеть бесценную реликвию такой — отвратительно. Сзади ругаются на Криса, который полез его трогать. Он не мог не заразиться, для него теперь есть только два пути... Лаин не успевает сказать об этом, Эруя достает из-под плаща черный кинжал. Нет, не так: Черный Кинжал. И вокруг как будто заканчивается воздух. Лаин успевает выдохнуть только:
— Он существует...
— Надо только знать, где искать, — замечает учитель.
Значит, у Криса есть шанс. Эруя аккуратно Кинжалом пускает ему кровь (это всё?) и отправляет с храмовником на карантин. Лаин неспокойно: это не магия, это скверна. Но той скверны здесь целый элювиан, и это важнее.
Она обещала Элдену вернуться быстро, но не выходит: Лаин не может отойти от оскверненного зеркала. Здесь тевинтерская магистресса, разглагольствует о ценности и опасности таких артефактов. Кому она это рассказывает? Впрочем, удается расспросить её о магистре-Страже. И правда, у него ферелденские корни... Даже родство с «людьми, которые сношаются с собаками» не мешает стать магистром в Тевинтере, если ты докажешь свои способности. Может, и правда просто Шонахан, никакого древнего зла? Теперь Лаин и рада бы поверить в это.
Неподалеку слышатся крики, голос Криса пополам с хохотом: «я хочу убивать!». Забыв о зеркале, Лаин бросается туда, но, когда она поспевает, тело мага уже бездыханно. Она падает на колени и возрождает его, даже оскверненного. Кричит:
— Всем разойтись!
— Почему мы должны слушаться вас? — слышится из вооруженной толпы.
— Потому что я хочу, чтобы все остались живы!
Элден присматривает за ними, а Лаин бежит к Эруе за Кинжалом. В присутствии артефакта Крису быстро становится легче, но сам Кинжал замечает проклятый магистр. Лаин шипит, что они могут поговорить об этом, когда они разберутся с этой... ситуацией, и в сопровождении храмовников уводит Криса в трактир. Надо обезопасить его от людей и людей от него и, главное, понаблюдать за работой Кинжала... По пути она проклинает Криса за то, что полез к зеркалу, но, пока он ходячий объект экспериментального лечения, злиться не выходит.
Там, в трактире, она впервые слышит Зов. Музыка, превосходящая всё на свете, рвет её сознание в клочья. Кажется, она оседает по стене, Крис кричит ей что-то, в дверях... Эруя? Лаин чувствует, что у неё считанные секунды до того, чтобы сдаться музыке. Она просит присматривать за Крисом, за Кинжалом и бежит на улицу, на морозный воздух, как будто он может спасти её, как когда перепил и стало тяжело дышать. Мыслить ясно не получается, ничего, со мной ничего, я просто слышу музыку...
И тут она понимает, что не единственная, кто отозвался на неё. Они идут.
— Они идут! — кричит Лаин в голос. — Порождения тьмы идут!
На границе леса собрались все или почти все, кто в состоянии держать оружие. Порождения медлят, прячутся в тени деревьев, кружат, отвратительно шипя. Лаин пытается уговорить всех укрыться в трактире.
— Это дело Серых Стражей!
— И сколько вас, Серых Стражей? А порождений сколько?
Я не вижу и не чувствую, сколько именно их, храмовник, но как ты не понимаешь, что скверна равняется смерти для тебя? У нас есть лекарство, но ты не знаешь о нем ничего, а я знаю непозволительно мало. Кому перерезать тебе глотку, если ты превратишься в вурдалака? Мы точно сдержали бы эту волну, но нет смысла тратить на споры время и силы, в конце концов, она никудышный командир. Лаин просто старается быть между строем защитников Кэтскилла и гранью леса.
Из тяжелого ранения амулетом поднимает Атенриас. Райен с беспокойством в глаза делает было шаг навстречу: «Лаин, ты в порядке?». В порядке, кто-то просто за одну битву израсходовал половину своих ресурсов, ничего страшного.
Твари отступают, и Лаин вспоминает, откуда ушла на Зов. Как там Крис?
Не объяснившись, она убегает с поля боя и находит молодого мага в агонии на полу — Кинжал кто-то забрал. Не доглядела. Лаин пытается вернуть всё, сделать правильно, но Крис умоляет посвятить его в Серые Стражи. Он не верит в исцеление. Он не хочет назад в Башню. Лаин просит Эрую всё-таки вернуть Крису Кинжал, чтобы дать ей время.
— А теперь всем выйти, быстро! Ритуал это таинство. Дайте мне две минуты.
Склонившись над другом, она читает нараспев старинный текст Посвящения и вынимает из сумки сосуд с обработанной кровью. Дальше — удар по голове и темнота. Когда она приходит в себя, Крис уже почти откашлялся, остатки крови разлиты по полу. Держась за больную голову, она спрашивает, что происходит, и получает ответ, что Черный Кинжал украден рабом тевинтерского магистра. А Крис? Крис оказался достаточно стойким. Теперь этот яд — часть его самого. Он сам хотел этого, да будет так.
Ещё не оправившись от головной боли, Лаин вылетает в общий зал трактира и видит, что магистр как раз удаляется в комнату — комнату, отведенную тевинтерцам и Серым Стражам, что почти лишает последних прибежища — со своим рабом. Не успев толком подумать, она идет за ними, предъявляет обвинения, которых не слышит никто, кроме этих двоих, и обыскивает раба. Но, разумеется, у того ничего при себе нет. Об этом можно было догадаться, Лаин, но кто-то здесь немного теряет контроль над эмоциями. Тевинтерец-Шонахан вещает что-то про то, что она, «свободная эльфийка» почему-то вводит его рабов в ужас. Лаин очень рада, что воришка в ужасе, но она бессильна. Кинжала нет, Кинжал потерян. И неясно, что приводит её в большее отчаянье: сам этот факт или то, что она подвела Эрую.
Так или иначе, здесь ей сейчас делать нечего. Скорее всего, артефакт ещё проявит себя.
Делать публичные заявления — значит, привлекать к Кинжалу лишнее, нежелательное внимание. Лаин идет искать Эрую, надо рассказать ему, что случилось. В общем зале она слышит, как Криса поздравляют со становлением Стражем. Увы, у неё нет времени поучаствовать. Эруя не злится, но говорит, что в руках Сатурния теперь единственная вещь, которой можно было его убить. Он знает, конечно, он знает. В конце концов, все видели, как магистр прогонял порождений, просто велел им убираться, и они убирались. Сомнения? Никаких сомнений.
Лаин и Элден сталкиваются у входа в трактир. Конечно, он тоже слышал Зов. Нет, брат мой, не может быть такого, что нам обоим пора. Но возможно нечто гораздо более невероятное. В библиотеке Вейсхаупта Лаин находила книгу, где говорилось, что скверна позволяла тем самым древним магистрам перерождаться в телах Стражей. Оскверненных телах. Элден и Лаин оба помнят, что Шонахан уходил искать источник некого зова... Лаин уверена, что он нашел. И умер. И источником этого зова был именно Сатурний.
Элден просит: поговори с ним о чём-нибудь, что может знать только Шонахан, он хочет понять, осталось ли в Сатурнии хоть что-нибудь от их брата. Лаин думает, может, спросить напрямую?.. О чем мог знать только Шонахан? Да ничего особенного он не знал. Ничего... запоминающегося. Разве что пойти и прямо на кровати их общей комнаты посмотреть, о чем расскажет его тело: инстинктам сложнее лгать, чем сознанию. Любопытно. Противно, но любопытно. Лаин могла бы потратить на это время, если бы всё её существо не кричало ей: «ничего не осталось, от Шонахана ничего не осталось».
Вместо этого она занимается другими полезными делами: невзначай рассказывает тевинтерской магистрессе, что, возможно, именно её спутник зовет сюда порождений. Осознанно или нет. Выясняет, что он украл у неё амулеты, найденные в местных руинах. Те самые амулеты, про которые ходит древняя эльфийская сказочка. Ожерелье, что усиливает связь с Тенью и браслет, что ослабляет. Какая потрясающая редкость! Какие возможности для исследований! И какая опасность в руках непредсказуемой древней твари. Выясняет, что Люси действительно отравлена скверной... но меняется так медленно. И таким странным образом. Элден явно близок с ней.
— Ты понимаешь, что, возможно, её придется убить?
— Да.
— И ты хочешь сделать это сам? Ты сможешь?
— Да.
Какие красивые и извращенные идеалы в нашем Ордене, брат. Никто больше не требует такого. Мне кажется, это неправильно. Но я бы ответила так же.
— Возможно, есть способ спасти её, ты видел Кинжал. Но я не знаю, где он сейчас, я не знаю, как он работает... Скверна может успеть взять над ней верх.
У кромки леса опять толпа. Очередная экскурсия в руины? Надо бы рассказать им, всем, что там оскверненное зеркало, чтобы никому больше не пришло в голову его трогать. Надо бы и про древнетевинтерского гада им рассказать, но ведь её сочтут чокнутой. Поэтому Лаин зачем-то рассказывает только про вора-раба, и ещё долго объясняет Райену, что нет смысла идти за ним сейчас. Был бы смысл — она не стояла бы тут. Украденного у него нет, как и в чем ты его обвинишь? К тому же, скорее всего, он делал это по приказу господина. Лаин сомневается, что без приказа господина это существо способно на что либо.
Райен вообще... маячит. Лаин досадливо морщится, замечая, как замечает его. То с Эруей, то с Логейном, то с этой трогательной блондинкой, хозяйкой трактира. Собаки мальчик так и не завел, зато девочку... Лаин то и дело ловит на кончике собственного языка какой-нибудь комментарий по этому поводу: то язвительный, то почти искренне-радостный. Язвительный чаще, но всё как-то не к слову, да и поймет ли он вообще, о чём речь? Вместо того и этого, в какой-то момент, наливая себе горячего вина, она предлагает Райену рассказать ей как-нибудь после, как он провел это время, отчего, пустившись в путешествия, так быстро осел, про собаку, опять же. Мальчик отвечает «может быть», таким тоном, как будто это «может быть и соблаговолю». Бесит.
Бесит и почти пугает, когда набрасывается, злясь и шипя сквозь зубы. «Может быть, вы не заметили, но у этого вашего бывшего Стража уже узоры от скверны видны», имея в виду, конечно, Сатурния. Лаин знает, чувствует, но не успевает за всем, они как-то упустили часть про «бдительность в мире», и ей одной этого не наверстать. Так что спасибо, конечно... но как бы объяснить, что здесь столько проклятой скверны, что иные Стражи решили бы, что безопаснее вырезать всех, кто находится в этой деревне?
Зато Атенриаса нигде не видно. Он, конечно, телохранитель орлесианцев, а те отсиживаются себе на втором этаже... Но надо бы, если будут свободные полчаса, забрать его и сводить посмотреть на элювиан. Он же всё равно проберется туда, а с Лаин это гораздо безопаснее, чем без неё.
Правда, если Лиан замечает его, то замечает в обществе тевинтерской магистрессы. От кого-то из его спутников она даже слышала упрек, будто Джарр «сменил госпожу». «Госпожа»... такое неподходящее Атенриасу слово, будь то аристократка из Орлея или магесса из Тевинтера. Но, вспоминая, как последняя интересовалась элювианом, Лаин думает, что они могли найти общий язык как раз на почве древних эльфийских артефактов? Он же слывет тут большим экспертом по последним, даже приблудившийся долиец знает Джарра, потому что именно он таскал в Кланы те ценные штуковины, что они с Лаин находили вместе.
С магистрессой, впрочем, гулять по руинам вроде как тоже безопасно, по крайней мере, проклятого зеркала она боится в должной степени.
В какой-то момент Лаин понимает, что тайны Ордена здесь и сейчас могут идти лесом, и просит Элдена пойти к Логейну и рассказать ему всё, что он считает нужным. Как можно больше. Желательно, чтобы этого было достаточно, чтобы взять Сатурния под арест. Он слишком опасен со всеми магическими побрякушками, которые собирает. Пусть ему хоть немного укоротят руки, желательно с помощью храмовников. У нас, если что, есть свидетель, который может подтвердить, что кто-то, ужасно похожий на него, пользовался магией крови четыре года назад на территории Ферелдена. Не густо, но достаточно для... первичного разбирательства? Лаин почему-то кажется, что политическим скандалом это не грозит. Сатурний не похож на кого-то, кто готов устроить политический скандал.
Элден соглашается, Элден займется этим. Замечательно.
В комнате Стражей и тевинтерцов почему-то находятся Эруя и Райен. Лаин просто искала тишины, но она рада видеть этих двоих. Одному из них она верит настолько «безоговорочно», насколько умеет. Второму верит первый. Весь вечер, пока их было двое, они сторонились общества, но Лаин слишком измотана для социальных плясок. Она садится рядом с ними прямо на пол и рассказывает всё, что знает о сложившейся ситуации. Кинжалы, магистры и зеркала. Кажется, понемногу они втроем дополняют мозаику друг другу. Например, Лаин не ошиблась, послушница-Люси выбаливает вовсе не в вурдалака, а в нечто, подобное Сатурнию. Что за тварь её ранила, в таком случае? Или кто-то просто выбрал для себя её оскверненное тело так же, как Сатурний выбрал Шонахана?
Эруя... белый, тихий. Не такой, как всегда. Лаин спрашивает, в порядке ли он и чем можно помочь, а получает исповедь о том, что учитель её связан с духом Знания, и духа этого контролирует не слишком хорошо. В Круг назад ему нельзя. Ну, значит, нельзя, мало ли способов не возвращаться в Круг, если ты на свободе? С филактерией проблемы будут, но неужели не обойдем? Я понимаю всё, что ты говоришь о проклятой политике... Но давай сейчас, главное, выживем, а потом мы со всем справимся, обязательно.
— Сейчас нам нужно быть там, снаружи.
— Ты уверена?
— Нет.
Лаин держит учителя за руку. Связан с духом. Значит, одержимый. Не одно и то же, но пугающе близко. Она не может сейчас понять, тяготится ли Эруя этим договором или ему нужны только свобода и покой. Свобода и покой — ужасно много для «только», если ты маг. Она очень хочет ещё говорить об этом, но за дверью их тихой комнаты что-то происходит, и сейчас действительно не время говорить. Сейчас время беречь друг друга и разбираться с местным адом, потому что больше некому.
Лаин зарубает себе на носу: «Присматривать за учителем, помочь, если потребуется».
На крыльце трактира Лаин ловит Крис и, душевно благодаря её за спасение, из-под тишка вручает бутылочку лириума. А это кстати, мальчик, спасибо! Конечно, у мага, даже Стража, не должно быть при себе лириума, но это вряд ли станет серьезной проблемой для кого-то из присутствующих в творящемся бардаке, тем более, что в бою она лечит всех, не разбирая. Оттого и полупуста.
А Крис, конечно, хочет знать больше о том, кем он стал.
— Если мы переживем эту ночь, я расскажу тебе всё, о чем спросишь, и даже больше, — ласково улыбается Лаин. Настолько ласково, чтобы это «если» не слишком его насторожило.
У элювиана в руинах Эруя, Лаин, Логейн и две его священных меча. Эруя пересказывает в двух словах легенду про меч Пророчицы и проклятое зеркало, объясняет, что тот, кто нанесет удар, может умереть. Но умершего можно воскресить, если он умирает без... осложняющих обстоятельств. Логейн задумчиво предлагает: может, уговорить сделать это того, чья смерть им будет выгодна? Неподалеку от бывшей крепости по лесу бродит орлесианский храмовник. Только ни Логейн, ни Эруя не выпросят у него даже снега зимой. Лаин всё равно, кто разобьет зеркало, но Логейну действительно некстати погибать, особенно в их с Элденом «смену». Можно было бы сходить за самим констеблем, но это время-время-время, потом, захочет ли он сейчас умирать? У храмовника об этом можно не спрашивать.
— Кто здесь? — елейно спрашивает Лаин, ступая в лес.
В ответ ей раздается рев:
— Бриан де Кревкер!
— Вы-то мне и нужны, — улыбается Страж. — Скажите мне, ваша вера крепка?
Дальше она плетет что-то про то, что, возможно, только храмовник может воспользоваться мечем Андрасте, чтобы победить древнее зло.
— А я, как вы знаете, никогда не был храмовником, — замечает Логейн.
— И никогда не смогли бы стать! — опять ревет Бриан де Кревкер.
Потом орлесианец спрашивает, зачем ему спасать чужую землю, требует с Логейна клятв вернуть её во владения Орлея... Лаин мерзко. Человек, торгующийся за свою веру, за потенциальный подвиг — а ведь ему даже не сказали о возможной смерти! — удивительно мерзок. Впрочем, дело здесь явно не только во вражде между странами, на тэйрна у храмовника личная обида. В какой-то момент кажется, что Бриан де Кревкер бросится на Логейна с теми самыми священными мечами. Лаин сжимает рукоять посоха.
Но храмовник всё-таки идет к зеркалу, становится на колено, молится... Потом взмахивает мечами — обоими сразу — но ничего не происходит. Зеркало защищено? Жаль. Лаин вздыхает и, заглядывая храмовнику в глаза, проникновенно благодарит его за попытку, выражая надежду, что, когда маги разберутся с невидимым препятствием, он попытается сделать это снова. И, возможно, всё-таки сложится. Как ему, должно быть, сейчас обидно... Вера так крепка, но древняя эльфийская магия крепче. Впрочем, будем честными: скорее всего он вообще не понял, что произошло.
Эруя идет разбираться с одержимым в отряде тэйрна — куда только смотрят все эти храмовники? Лаин идет пытаться просить магистрессу поставить барьер, чтобы хоть на какое-то время оградить зеркало. Магистрессу она находит в потрясающей компании Сатурния и Райена. Они душевно поедают жареное мясо, болтая о том, почему же Сатурний скрывает свою древнюю оскверненную сущность. Значит, эти карты раскрыты, спасибо, творцы, так гораздо легче. Лаин пытается выяснить, находится ли Сатурний под арестом и, если да, где храмовники, но быстро отчаивается. У неё, в конце концов, дело к обычной, человеческой магистрессе — им и следует заняться...
— Перед тем, как ты ушла, Лаин...
Голос у магистра бархатный, вкрадчивый. И мерзотная привычка обращаться к ней по имени, хотя их не представляли.
— ...я мог бы рассказать тебе о Золотом Городе.
Тут Лаин кажется, что у неё внутри взрывается огненный шар. Конечно! Пожалуйста! Я могу не поверить тебе, но я ужасно хочу услышать. Откуда ты знаешь? Она дергается, ловит взгляд Райена. Вот он — знает. Может ли он осудить её за это? Невероятно древняя история, которую переврали уже десятки раз. Которую никто не видел. Кроме этой твари, и, если тварь расположена к разговорам...
— ...знаешь, Шонахану ты очень нравилась.
Снова взрыв, уже другой, отрезвляющий:
— И ты говоришь мне об этом, сидя в его теле?! Может расскажешь лучше, что случилось с ним, с моим братом?
Магистресса говорит:
— А давайте лучше про Золотой Город?
Райен говорит:
— А давайте, если вы хотите убить друг друга или что-то вроде, то сначала я с ним поговорю?
Лаин пытается подавить в себе гнев и не залепить пощечину гаду в красном балахоне. На самом деле, ей уже все равно, кто с кем будет о чём говорить. Разве что, оставляя Райена с магистром, она оборачивается в дверях:
— Ты уверен, что это безопасно?
Райен усмехается:
— Нет, конечно. Но тут, похоже, не осталось ничего безопасного.
Лаин медлит, Сатурний вздыхает:
— Увольте, вряд ли вы действительно хотите смотреть на драку древнего магистра и одержимого...
Взрыв. Лаин закрывает за собой дверь.
Как во сне, Лаин слушает магистрессу. Что она не может поставить барьер на зеркало. Что она ищет древние заклинания. Что ей не нравится, что у них нет достаточной для Сатурния противоборствующей силы. Что она была бы не против тоже войти в Золотой Город, если знать, как. Лаин думает, насколько это опасно: знать, как. Потому что однажды она и сама могла бы не удержаться. Да, Ужасный Волк её дери, она тоже была бы «не против».
На разговоры о Золотом Городе приходит та, что когда-то звалась Люси. Она называет магистрессу и Лаин «девочками» и рассказывает, как держала ритуал, как была отравлена скверной, как перерождалась в телах дочерей той, над которой когда-то провела неведомый ритуал. Глядя на неё, Лаин думает, что никогда до этой ночи не осознавала полностью, насколько магия сильна и опасна. Кинжал сейчас у Люси. На час, чтобы исцелиться от скверны. Час, время действия — час. Надо будет запомнить. Лаин говорит ей, что хотела бы забрать Кинжал после. Люси отвечает, что Серые Стражи попытаются убить за него. В том числе своих же. Как это было с последним, носившим Кинжал когда-то. Лаин не спрашивает: она очень хорошо представляет, как отреагировал бы Вейсхаупт на такую находку. Орден не должен знать.
Лаин бродит из их теплой темной комнаты в общий зал и обратно, ожидая, когда закончат говорить Райен с Сатурнием. Но эти двое не спешат.
Порождения тьмы с рычанием врываются в трактир. Никакой бдительности в мире, да, Лаин? Неужели ты так громко думала про одержимых мальчиков и золотые города, что не почувствовала, как идут враги? Так бывает? Насколько это должно быть важно для тебя?
Битва короткая и страшная. Из тяжелого ранения поднимает Сатурний магией крови. Лаин почти шипит слова благодарности: не время разбираться в методах, но от методов она не в восторге. Все, кто способен держать оружие, высыпают на улицу, и Лаин следом, задержавшись на пару мгновений возле раненных: кажется, это Льюис и Элден. Уже на улице слышно, они снова идут из леса. К стене привалился едва живой Атенриас. Минус ещё одно исцеление... Эльф с облегчением выдыхает. Лаин всматривается в его лицо:
— Ты в порядке?
— Да, — едва заметно кивает он.
На ходу Страж нащупывает за пазухой бутылку с лириумом. У неё уже есть мана, но будет неловко, если она кончится во время боя. За трактиром лежит Мойра, кричит всем отойти от неё: укусили. Смелая воительница, умная воительница. О тебе позаботятся после битвы. Ещё одной короткой и страшной битвы, где маги из Тевинтера то и дело бьют по площади, цепляя и тварей, и людей, где под конец, когда порождения отступают, орлейский храмовник всё-таки набрасывается на Логейна — у всех на глазах! о чем он думал? — и убивает его. Пока воины разбираются с напавшим, Лаин опуускается рядом с тэйрном, кладет руки ему на грудь и шепчет: «Возрождение». Тэйрн делает судорожный вздох. Последнее сложное заклинание на сегодня, если не влить в себя ещё голубой дряни. По обеспокоенным взглядам товарищей, Лаин понимает, как хорошо видно, что она не в порядке.
— Джарр, скажи мне, у тебя ведь есть лириум?..
Атенриас неожиданно щедр и обещает сейчас принести. Видимо, делиться не вполне легальными наркотиками входит в его понятия о дружбе. Крис, попавшийся на пути, шепотом спрашивает, не подойдет ли кровь. Лаин почти кричит на него, что нет. Не ожидала. Разочарована.
Райен отзывает её в сторону, заговорщически вопрошает:
— Ты же не собираешься рассказывать никому, что сказал тебе магистр? Об одержимости?
Лаин сообщает мальчику, что у него есть уникальный шанс убедить её этого не делать: честно рассказать, что всё это значит. Не то что бы она собиралась кому-то говорить, но почему бы не сыграть козырную карту, раз уж такую дают в руки?..
— Да ничего не значит, — пожимает плечами Райен.
— Если ничего не значит, то тут нечего скрывать?
Повисает недолгое молчание. Лаин очень спокойно прикидывает, способен ли он убить её, чтобы наверняка молчала?
— Разве я похож на одержимого? — спрашивает Райен.
— Иногда... Когда злишься.
Страж вспоминает сказочку про оборотней: эльфов, слившихся с демоном гнева. Эльфов или полуэльфов, «которые выглядят в точности как люди». Картинка складывается. Она кладет руку Райену на плечо и просит:
— Расскажи мне, что случилось.
И он рассказывает: про магистра-Шонахана, круг призыва демона и падение с дерева. Райен говорит, что теперь уже совсем контролирует демона. Что победил его. Что оказался сильнее. Теперь он чует всякие интересные вещи. Лаин слушает молча. У неё в голове мешаются демонические страшилки из Круга, воспоминания о трогательном мальчике, который боялся пауков, мысли о том, что это схоже с инициацией Стражей, тот же принцип, принять в себя нечто смертельное. И осознание, что от этого есть «лекарство», тот самый браслет, что снижает связь с Тенью, украденный у магистрессы. Здесь! В этом трактире! Сегодня! И только потом она замечает, как пристально Райен следит за её реакцией. Как он, должно быть, напуган, раз так хорохорится. Тогда Лаин обнимает его. Это и извинение, и принятие и как будто попытка защитить. Когда она отстраняется, глаза у мальчика большие и растерянные. Лаин улыбается:
— Извини, если я выгляжу так, как будто жалею тебя... Это другое.
И это другое, к сожалению, не выразишь словами.
— Мне кажется, я знаю, что можно сделать с этим, — добавляет она почти шепотом.
Потом Атенриас всё-таки приносит ей лириум, и после второй бутылки жизнь совсем перестает казаться медом, но вспоминать об этом потом будет мешать противная туманная дымка. Всё немного смешивается, взбалтывается... И этого всё равно недостаточно. Все, кто умрет безвозвратно отсюда и впредь — на совести убийц. Она кончилась.
— Этого достаточно? — спрашивает Атенриас.
— Да, спасибо, — врет Лаин, тепло улыбаясь. А то возьмется ещё тащить ей лириум откуда угодно, нет, спасибо. Выпей она ещё, совсем крыша бы поехала, наверное.
Пока тихо после прогремевшей бури, Лаин идет поговорить с древней тевинтерской тварью в красном балахоне. Золотой Город? Шонахан? Знаешь, всё это очень интересно, но вообще я хотела спросить, где браслет, который ты выкрал у своей спутницы? Ах, понятия не имеешь, не интересовался вообще, а украл просто так, чтобы неповадно было тайны от тебя иметь. Ну ты и дрянь. Спасибо на том. Дальше как раз можно про Шонахана или Золотой Город, а может, про Черный Кинжал, всё это ужасно интересно. Уже без иронии. Ну и что, что ты мой идейны враг?..
Но узнать ничего интересного Лаин не успевает.
— Эруя! — слышатся громогласные вопли откуда-то из главного зала, — Эруя!
Лаин проталкивается сквозь толпу и видит, что неудивительно, Эрую и стоящего напротив него Атенриаса с клинками наготове. У последнего узоры скверны на лице. Лаин чувствует непреодолимое желание ударить его по голове посохом как следует. Почему нельзя было сказать раньше и не доводить до того, чтобы бросаться на людей? Эруя берет отравленного в ледяную хватку, а Лаин тащит в комнату, где уже лечат Кинжалом Мойру, то шипя на него, то крича:
— Почему ты мне не сказал?!
— Он не может тебе ответить, — замечает Эруя.
— Мне плевать! — отрезает Лаин и задвигает начавшему отмерзать другу пощечину, прежде чем учитель оглушает его.
И вот, когда они уже почти приспособили двух отравленных к одному артефакту, Лаин снова слышит Зов. На этот раз слишком близко, чтобы сопротивляться.
Через некоторое неочевидное количество минут Лаин обнаруживает себя на коленях, загораживая грудью от любых потенциальных напастей задремавшего Сатурния. Пожалуй, это худшая вещь, которую когда-либо творила с ней скверна, злейшая из шуток. Но чтобы быстро забыть об этом позоре, достаточно просто вспомнить, что, раз она услышала Зов, его могли слышать и порождения тьмы. Двое в соседней комнате уже отравлены скверной, и Лаин не хочет поднимать шума, чтобы их не стало больше. Вместо этого Страж спрашивает ту, что звалась Люси, может ли она по праву одного из древних магистров велеть порождениям идти прочь, если они вздумают явиться?
— Конечно, — отвечает та мелодичным голосом. И они, две девушки, тихо выходят, чтобы посмотреть, идет ли опасность?
В дверях Лаин ловит Логейн, держащий под локоть испуганную дочь умершего старосты. Хочет узнать, отравлена ли девушка. Лаин закрывает глаза: едва-едва, но скверна уже ощущается в ней.
— Да. Мне жаль.
Она просит тэйрна отвести её к остальным, а сама бежит догонять послушницу-магистрессу. У леса холодно, темно и потрясающе тихо. Как в руинах, где уже никого живого, кроме тебя. На Лаин наваливается ощущение ужасной усталости от всех этих людей, криков и беготни.
Они стоят пару минут молча, но тишина не сменяется шипением порождений. Кажется, в этот раз миновало, кажется, ничего не случится. Впрочем, «Люси» соглашается побыть здесь ещё недолго, приглядеть за лесом, не идут ли. Лаин смотрит на её лицо, так неуловимо изменившееся за последние несколько часов... Вероятно, дело в выражении. Лаин смотрит и чувствует в ней скверну, но не испытывает ничего, кроме благодарности.
А потом все начинают умирать у неё на руках. Три отравленных скверной, чье заражение протекает очень быстро, один артефакт, способный свести это на нет за час, но только для одного. Несколько глотков обработанной крови, что осталась у Элдена. Логейн, который требует, чтобы лечили Мойру. Атенриас, который всё ещё без сознания. Древний магистр, над телом которого скверна тоже властна, и это очень плохая новость. А его немедленное убийство с целью обезопасить всех может стоить им одного из Стражей. Лаин чувствует, что тонет в этом всем. Она объявляет Право Призыва над Атенриасом, и Эруя говорит:
— Твоя отвественность. Но ты ведь понимаешь, что он придет убивать меня, как только встанет на ноги?
Лаин не понимает. Она качает головой:
— Я ему не дам.
Потом Эруя уходит, потому что появился шанс узнать, как уничтожить элювиан, и это важнее.
— Я справлюсь здесь, — говорит ему Лаин, и он ей, кажется, верит, а она себе, кажется, нет.
Логейн снова напоминает, что Кинжал должен достаться Мойре. Лаин указывает на нежную трактирщицу, девочку в красивом платье:
— Значит, вы хотите, чтобы мы приняли в Стражи её? Она не воин, и никогда не станет им.
Тэйрн затихает, обдумывая.
Райен предлагает дать ему Кинжал, чтобы он уже пошел и убил магистра. Лаин просит его забыть об этой идее немедленно. Они не знают точно, как работает артефакт, а Райен... нужен ей живым? Как-то так. Так или иначе: сначала лечение, потом убийство.
Она бесцеремонно срывает приватную беседу Элдена с орлесианцами, даже не извиняясь, просто ввалившись в комнату и сухо отрапортовав, что творится внизу. Он приходит с какой-то керамической трактирной «чашей», выливает туда их ядовитое лекарство... А потом все просто умирают. Кто-то от скверны, кто-то от меча Логейна, потому что стало уже слишком поздно.
Сначала Атенриас. Лаин опускается на колени и чувствует, как плачь и крик подступают к горлу, а следом за слезами, как штормовая волна, поднимается ярость. Она злится на себя, порождений, на друга за то, что молчал. Лаин знает, что значит для неё такой гнев, но как будто ничего не может сделать. Она не уберегла Атенриаса. Что-то ещё имеет значение?..
На плечо ей опускается рука Райена:
— А знаешь, он ведь видел меня... не в лучшем виде. И не испугался.
И гнев отступает. Остается печаль. Остается опустошение. Остается нежность. Лаин легко касается лица умершего друга:
— Он же без башни... был. Я не знаю, возможно ли вообще было его испугать.
И отступает. Во всем теле ещё живет легкая дрожь от осознания того, что случилось с Атенриасом, и что могло случиться с ней. Но нельзя смотреть. Нельзя думать. Не сейчас.
Потом Мойра. Смелая воительница, умная воительница, прости.
Потом хозяйка трактира. Её так трясет от глотка из чаши, что Лаин кажется: выживет. Но нет. Не выдерживает. Не достаточно сильная. Элден горько качает головой. Райен, стоящий над ней, тихо спрашивает:
— Значит, вот как становятся Серыми Стражами?
Лаин кивает. И теперь её очередь тенью вставать за его плечом.
— Она была тебе дорога?
— Она была... хорошей. И всегда была добра ко мне.
Лаин берет его за руку. Они вдвоем, потерянный Элден с пустой чашей, кажется, ещё кто-то, некоторое время молча стоят в комнате с тремя трупами. И так же молча расходятся.
Кинжал возвращают Сатурнию. Все забыли об идее немедленно убить его, и Лаин рада. Во-первых, они так и не успели поговорить, во-вторых, его власть над порождениями ещё может пригодиться, в-третьих, куда уж больше безжизненных тел. Древний магистр говорит о том, что хотел бы, чтобы Черный Кинжал после этой ночи достался Серым Стражам, мол, может, им удастся сделать хоть что-то полезное. Лаин удивлена. Пока никто как будто не против отдать ей бесценный артефакт, за которым она охотилась четыре года. В её представлении это странно. Такие вещи просто не могут доставаться без боя.
Сатурний шутит что-то про то, не стать ли ему самому Серым Стражем, Лаин отвечает, что, возможно, приняла бы его в Орден, вот только, какая ирония, он уже Серый Страж.
Теперь Лаин больше всего боится остановиться и осознать, что случилось. Поэтому она бежит к Эруе, который засел на втором этаже, спросить, не нужна ли ему помощь. Как в старые времена в Круге, когда она даже представить не могла, что бывает такой кошмар, биться над бумагами, на которых вопросов больше, чем ответов. Но помощь учителю не нужна. Можно было бы нанести «визит вежливости» орлесианцам, сказать, что их телохранитель умер, но... говорить это вслух? Да и что тем орлесианцам до Атенриаса, на самом деле? Они и имени-то его, поди, не знали.
Спускаясь, Лаин слышит, Райен объясняет какой-то темноволосой девушке (тоже из Орлея? как будто смутно знакомая), что, не уверен, что хочет с кем-либо уединяться. Не потрудившись вникнуть в суть, Страж усмехается:
— Прямо-таки ни с кем?
Райен смотрит на неё, улыбается уголком рта и бурчит что-то про то, что вот с ней, Лаин, может быть, иногда.
— Пошли подышим воздухом? — просит она тихо.
На улице снег. Ранний, обжигающий холодом, мелкий снег. Он ложится на темную землю, как седина. Кажется, какое-то время Лаин и Райен говорят о снеге. Потом — об Атенриасе. О Джарре. Об этом стукнутом эльфе, который мог просто так прирезать пару храмовников, кататься на оборотне или проникнуть в Башню Круга, вплавь перебравшись через чертово озеро. Когда Лаин говорит об этом с Райеном, получается не так больно и страшно, как она думала, хотя прошедшее время режет ножом. Впрочем, она ещё не может говорить вслух о том, что это она, Серый Страж, не смогла уберечь от скверны того, кто ей дорог. Что лучше бы она сама умерла десять раз. Что больше она никого не может потерять: сегодня, завтра, через год... Никого такого.
Лаин лепечет что-то о Черном Кинжале и том, что ей надо будет, когда всё закончится, найти безопасное место, чтобы исследовать его, возможно — долгие годы. А где то безопасное место? Я не знаю. Какое-нибудь. Чтобы никто не нашел. И вообще-то вот она подумала, мол, раз здесь всё валится в Бездну, может... Сердце останавливается, как страшно, невероятно страшно предлагать это, говорить вслух, а вдруг он не поймет? Откажется? Рассмеется? Выдох. Может, раз здесь всё валится в Бездну, Райен захочет уйти с ней?
— А куда всё-таки? — спрашивает потерянный оборотень.
Лаин прячет лицо в ладонях:
— Я не знаю. Не обращай внимания, я сама не своя, и говорю ерунду, я понятия не имею, о чём я...
— Да нет, — тихо и просто отзывается Райен, — я бы пошел.
Она поднимает на него взгляд, и ещё тише отвечает:
— Это хорошо.
Это очень странно — сидеть под первым снегом на оскверненной земле с мальчиком, который только? целых? четыре года назад таскал тебе букеты из лесных цветов. Который переборол демона, не будучи магом. У которого всё равно никогда не будет спокойной устроенной жизни, потому что такой секрет нельзя прятать вечно. И уже даже не хотеть его «спасти». Потому что последнее роднит его с тобой, а эта победа, на самом деле, делает его сильнее и удивительнее. И потому что прямо сейчас ты хочешь только чтобы он взял тебя за руку и увел отсюда. Это же ужасно страшно, если задуматься, но у Лаин не осталось сил бояться. Она выдыхает:
— Ma'arlath, vhenan. «Я люблю тебя, сердце моё»
— Чего? — встрепенувшись, переспрашивает Райен.
— Береги себя, — добавляет (а вовсе не врет!) Лаин.
Когда Райен уходит, она ещё какое-то время сидит в тени и смотрит на снег. Ей больше не страшно, так что она остановилась и осознала. Атенриаса нет и не будет больше нигде и никогда, потому что она, Лаин, плохо делала свою работу, если совсем уж сухо. Если по совести, то потому что она не уделила ему достаточно внимания, забегалась со спасением мира, понимаешь ли... И ведь это не помогло, потому что остальные тоже умерли. Если бы она решала чуть быстрее, тогда, возможно... Если бы она смогла уговорить никого, кроме Стражей, не выходить против этих бестий. Если бы она была настоящим Серым Стражем со стольной волей и громовым голосом! Но она Сулаин: маленькая, слабая и глупая эльфийка.
От всего этого она чувствует в себя нечто большое и темное: то ли горе, то ли пустоту. И совсем, совсем не чувствует себя живой. Сейчас она встанет, пойдет двигаться, сражаться, помогать оставшимся спастись, но это будет... не по-настоящему. Возможно, если сбежать, то это чувство исчезнет. А вот темное внутри уже вряд ли, и это очень плохо, потому что Страж понимает: кажется, это именно из тех вещей, которые делают магов уязвимыми для демонов. Большая, темная, горькая пустота, кричащая: «если можешь исправить это, сожри меня с потрохами, но исправь».
Сейчас это не важно. Сейчас важны Эруя, Райен и Кинжал.
Оскверненные тела ещё не унесли из жилой комнаты, и мертвых всё ещё оплакивают там. Вообще-то это небезопасно, но кто им запретит? Она сама бы села и поплакала, но слез больше нет. Две девушки — бойкая рыжая и бльшеглазая эльфийка — набрасываются на Лаин, когда она заходит. Бесполезные Серые Стражи, не спасли Мойру. Вот того мага спасли, а Мойру не спасли. Видимо, не старались. И как объяснишь им, что тут дело не в старании? Лаин чувствует их ненависть — и отзывается собственной. Снова волной поднимается гнев, кричащий, зовущий, чем дольше, тем громче, и здесь нет Райена, чтобы положить руку ей на плечо. Поэтому Страж просто уходит. Но, не выдержав, оборачивается в дверях:
— Я знаю, что вы не услышите меня, но, если бы я могла сделать что-нибудь, чтобы спасти их, я бы сделала это. Видите этого эльфа, рядом с Мойрой? Он был мне как брат, а теперь он мертв, так что, будьте уверены, я отдала бы всё, чтобы спасти их... Спасти его. Даже ценой своей жизни. Но это так не работает. Иногда люди умирают несмотря ни на что. Поэтому я остаюсь жить, и смерть каждого из них теперь — моя ноша.
Лаин ждет пару секунд, но девушки ничего не отвечают ей, и это ужасно удачно, потому что тогда всё точно полетело бы под откос. Она бросает на Атенриаса последний взгляд, выходит и закрывает за собой дверь.
«Теперь ты произносишь серьезные вдохновенные речи, Лаин? Ты действительно скатилась»
У лестницы толпа, сверху под дверью Эруи дежурит Райен, крича что-то про то, что маг медитирует над расшифровкой древнего ритуала. Собираются снимать чары с зеркала, всей толпой, а Элден решил стать «жертвой» и разбить его. Возможно, стоило бы поговорить с ним об этом, оценить его самоотверженность, спросить заодно, как он держится после того, что стало с Люси? Хотя в свете самоубийственного уничтожения артефактов, о последнем можно догадываться: не очень. А ещё Лаин рада, что разбивать зеркало не пришлось ей. Об этом тоже можно сказать Элдену, но толпа бурлит, валит на улицу, выносит её следом, и она не видит констебля, зато видит Сатурния, которому эльф... кажется, раб умершей магистрессы? приподносит браслет. Тот самый браслет — очень быстро понимает Лаин и тянет руки потрогать, почувствовать... Но раб дергается:
— Это не ваше!
— Не мое, ты прав. — Лаин прячет руки чуть ли не за спину.
— Зачем он тебе? — спрашивает Сатурний.
— Я хочу дать мальчику-оборотню выбор.
Магистр молча берет браслет у раба и передает ей. Лаин хочется немедленно бежать к Райену, но она мешкает:
— Кинжал... Я действительно хочу забрать его, когда всё закончится, и исследовать в безопасности и неизвестности. Возможно, у нас действительно получится изобрести лекарство.
Сатурний кивает и слегка улыбается. Расспросить бы его всё-таки про историю этого Кинжала, и Золотой Город, это же ходячий ворох знаний... Но браслет — важнее. Лаин надеется успеть поговорить с ним потом.
— Лаин, Эруе нужна твоя помощь в его... медитации! — слышится сверху, когда она входит в трактир.
Лаин взбегает по лестнице, просит у Райена, проходя мимо:
— Дай мне потом две минуты поговорить с тобой, пока мы не пошли к проклятому зеркалу и нас там не убили, хорошо?
Глаза у оборотня становятся весьма удивленные, но он кивает.
В комнате Эруя и долийский эльф рассуждают о том, что делать с зеркалом, когда печать будет снята. Судя по всему, выходит, что его всё-таки можно очистить от скверны, коль скоро здесь есть Кинжал. Долиец активно за это ратует, оказывается, он вообще сюда пришел за этим проклятым элювианом. Не очень везучий эльф. Лаин говорит: если люди поймут, что мы не собираемся разбивать зеркало, они попытаются убить нас. Древние знания — это отлично, но люди гораздо больше любят быть в безопасности, чем знать вещи. Эруя говорит, что, если его попытаются убить, он будет защищаться. Лаин знает об этом, и потому особенно остро не хочет доводить до такого.
В конце концов, Эруя и долиец решают действовать по ситуации, хорошо решают, Лаин нравится, в общем-то.
Пока они спускаются «заводить» толпу, Лаин зазывает в комнату Райена, показывает ему браслет и древний текст про оборотней. Райен усмехается: так это всё-таки эльфийская кровь сыграла с ним злую шутку? Лаин кажется, что без эльфийской крови он не пережил бы то падение с дерева, но это детали. Браслет. Она видит, с каким сомнением Райен вертит его в руках, как говорит, что именно сейчас, когда они идут к элювиану, ему нужна будет любая сила, которая у него есть. Мало ли...
— Конечно, — улыбается Лаин.
Она хотела дать ему выбор и выбор оборотень сделал. Теперь браслет — просто ценная эльфийская «безделушка». Зато все понимают, что к чему.
— Давай пока спрячем его где-нибудь здесь?
Путь к элювиану для Лаин действительно путь на плаху. Не понятно, почему она уверена, что у зеркала прольется много крови, но она готова к тому, что Стражам припомнят всё: и умерших сегодня, и безобидные беседы с древними магистрами, и совсем уж былые ферелденские обиды. Тем более, все, кому не лень, просят её следить за своей спиной, потому что две обиженные девушки действительно покушаются на жизнь «тех, кто дал Мойре умереть». Вот Мойра была бы счастлива...
Так или иначе, воздух вокруг трактира звенит от напряжения, и Лаин всё время говорит о смерти, а оттого становится сентиментальной. В какой-то момент она признается Райену:
— Помнишь ту смешную фразу на эльфийском? Не суть, просто, на самом деле, знаешь, я признавалась тебе в любви. Потому что, кажется, это действительно так.
Райен отворачивается:
— Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты не видела меня... другим.
И уходит.
— Дурак! — кричит ему вслед Лаин. — Дурак! Как был круглым дураком, так и остался!
Ничего, насмотрюсь ещё, захочешь, не захочешь, а поверишь мне. Удиви меня, мальчик, попробуй.
К зеркалу идут небольшой группой, одобренной Эруей. Молодец, учитель, как-то так уверенно вещал, что никто не взялся спорить, и никто даже следом не идет. Ритуал: совсем простые слова, даже смешно.
— Для ритуала нужен Кинжал, — врет Лаин, — дайте его сюда!
Но здесь и сейчас Кинжалом ничего сделать не удается. Возможно, если просто оставить его рядом с зеркалом на час другой... Эруя, долиец и Лаин переглядываются, а потом отступают, и вперед выходит Элден с мечами Андрасте. Взмах: и элювиан разлетается вдребезги. Мелкие, оскверненные дребезги. Выжечь бы теперь все эти руины да сравнять с землей... Но Лаин просто уходит из леса. Гордо и нарочито-медленно проходит между двух вооруженных женщин, которые вроде бы хотят её крови. Тихо спрашивает у Райена:
— Ты подумал? Скоро можно будет уходить.
Она ведь, если задуматься, даже не знает, чувствует ли к ней ещё что-нибудь особенное сам мальчик-оборотень. Хотя, вот, долийский амулет, который она дарила ему, носит до сих пор.
— Да, надо только будет поговорить с...
— Эруей, — заканчивают они хором.
— Почему ты не боишься меня? — спрашивает Райен.
— Я уже ничего не боюсь.
Из леса, пошатываясь, выходит Элден, в руках у него Кинжал. Лаин тут же понимает, что случилось. Она бежит ему на встречу и забирает артефакт. Элден как будто нехотя разжимает пальцы, но, возможно, у него просто нет сил сопротивляться.
— Ты цел? — спрашивает Лаин.
Элден молча кивает. В чаще у разбитого зеркала с ним оставалось только двое: Сатурний и та, что звалась Люси. Два древних магистра, вещь, способная убить их, и Серый Страж.
— Они мертвы?
Элден кивает опять. Лаин обнимает его. В порядке ли он, уже не спрашивает.
И ещё под сенью леса, не выходя на свет, Лаин прячет Кинжал под мантию. Никто ничего не видел, неведомый артефакт снова затерялся во тьме времен, да?
Потом она говорит Райену, что магистры убиты, и это ужасно странно, потому что так должно быть, но они помогали весь вечер. Иногда так, что лучше сразу умереть, но главное: они хотели помочь. А она так и не поговорила с Сатурнием... Ведь это, пожалуй, был единственный шанс в её жизни услышать историю очевидца таких событий.
А потом действительно начинает литься кровь: и у зеркала в лесу, как предполагала Лаин, и в трактире: люди и эльфы начинают просто убивать друг друга, потому что больше же их сегодня никто не убьет! Но никто при этом не интересуется судьбой Кинжала, и никто не покушается на саму Лаин. Наоборот, Логейн и Крис уверяют, что она теперь следующий Страж-Констебль, и то предсмертная воля убитого кем-то Элдена. «Прости, брат, не судьба...» Лаин направляет Криса в Башню Бдения, обещая, что там ему всё объяснят, говорит, что у неё ещё остались важные дела. Ни Крис, ни Логейн не спрашивают, какие, все только понимающе кивают.
Райен на взводе и дергается от каждого резкого звука, но они как-то проходят сквозь всё это невредимыми, прямо к Эруе. Тот только рад, что они бегут, но ему надо сначала закончить кое-какие дела. В Круг он постарается уже не возвращаться. И правильно, и не надо: пока хаос, можно воспользоваться им и затеряться без особого труда. Главное — не потерять друг друга. Райен договаривается с ним о способе связи, а Лаин просто обнимает учителя:
— Знай: если ты умрешь, я найду тебя в Запределье и убью снова.
Эруя смеется. Лаин это нравится: он бледный, но не тихий. Не пропадет ни от неё, ни вообще. Вот на кого всегда можно было и будет положиться. Ещё «одержимый» учитель.
— Понимаете, вы два самых важных существа, что остались у меня, я не могу потерять никого из вас.
Двое, и оба связаны с Тенью. Но Лаин не боится их, только немного себя. Поэтому она надевает на запястье браслет, и это чувствуется приятно, как тяжелое пушистое одеяло, укутывающее тебя со всех сторон. Теперь демоны не должны приходить во сне на её горькую пустоту. И не во сне тоже.
Они с Райеном по первому снегу, Лаин не знает, куда, то ли они пока бредут наугад, то ли Райен всё-таки ведет её.
— Знаешь, скорее всего, за эту штуку нас всё-таки попытаются убить, — говорит Лаин о Кинжале. — Это же лекарство от скверны, оно подрывает весь существующий в мире баланс. Но какие возможности в наших руках! Её можно извести, не загнать вглубь, как всегда, а уничтожить! Можно сделать так, чтобы никто больше не умер от неё.
Райен понятливо кивает.
— Но, возможно, мы ничего не успеем. Возможно даже, что нам правда осталось жить очень недолго, — виновато добавляет она.
— Зато весело, — замечает Райен.
Лаин слабо улыбается:
— Ma serannas, vhenan.
— А это что значит?
— Благодарю тебя, сердце мое.
— Хм! — Райен смешно морщит нос. — Может, ты меня тоже научишь этой абракадабре?
Огни трактира теряются за их спинами в осенней ферелденской ночи.